Зачумленные

Поскольку все убегали при их приближении, а город казался пустынным, их первоначальное беспокойство преобразилось в чувство безопасности, и фальшивые зачумленные на повозках вполголоса начали обмениваться шуточками и щипать самых юных девушек, которые с большим трудом подавляли взрывы очаровательного смеха. Прибыв в Шато-Гомбер, где Панкрас надеялся найти сторожевой пост, он отправил капитана восстановить порядок в колонне и принудить мертвых к молчанию. Хорошо, что он сделал это, потому что на повороте дороги он увидел четыре зажженных фонаря и светящееся окно небольшого дощатого домика.

Двое солдат приблизились, с ружьями в руках.

— Остановитесь!

Панкрас остановился и, повернувшись к процессии, в свою очередь прокричал:

— Остановитесь!

Затем, приблизившись к солдатам, он резко спросил:

— Где ваш офицер?

— Он спит, — ответил солдат. — И мы не нуждаемся в нем, чтобы запретить вам проезд. Под страхом смерти никто не должен покидать город.

— Он спит! — воскликнул Панкрас с крайним возмущением. — Когда весь город агонизирует, когда эпидемия угрожает всей Франции, он спит?

Удивленные солдаты не осмеливались ответить, но один из них, подняв фонарь, сделал пару шагов к доктору. Тогда он увидел детали сияющего мундира, который ночь делала еще краше, и, обращаясь к двум другим, закричал:

— На караул!

Что и было немедленно сделано.

— Если он спит, — воскликнул Панкрас, — мы его разбудим! Отведите меня к нему!

Но им не нужно было входить в домик, так как спящий, разбуженный командами, шел к ним, на ходу торопливо одевая мундир, рядом шел солдат с фонарем.

Когда он увидел Панкраса, он остановился в соответствии с уставом. Поскольку у него была всего одна нашивка, доктор заговорил с ним свысока.

— Лейтенант, — сказал он, — я огорчен, что человек, на которого возложена столь большая ответственность, прибегает ко сну!

— Господин офицер, — ответил тот, весьма смущенный, — я в карауле четыре дня, а человеческая выносливость имеет свои пределы. С другой стороны, если я случайно прикрою глаза, младший по званию сменит меня.

И он показал на приближавшийся из темноты силуэт.

— Младший лейтенант, — сурово ему сказал Панкрас, — где вы были?

— Господин офицер, — ответил тот, — у природы есть не только пределы, у нее есть и нужды.

Панкрас слегка улыбнулся и сказал:

— Хороший ответ.

Затем, непринужденным тоном, он добавил:

— Господа, идемте со мной, поскольку необходимо, чтобы ваши люди не слышали того, что я вам скажу.

После чего он решительным шагом направился к домику, и тщательно закрыл за собой дверь. Рядом с жалким ложем на некрашеном деревянном столе горела свеча.

— Господа, — сказал Панкрас, — возложенное на меня поручение должно остаться в тайне, дабы не пугать население. Чума, опустошающая Марсель, лишь наименее опасная форма заболевания; но хирурги констатировали сотню случаев ЧЕРНОЙ чумы. Если эта форма чумы распространится, все будет кончено для нашего города и, возможно, для нашей страны. На меня возложена обязанность, вместе с каторжниками, которые сопровождают меня под этими капюшонами, похоронить эти ужасные трупы, сбросив их в старую угольную шахту, расположенную неподалеку от Аллоша.

— Почему их не сожгли? — спросил младший лейтенант.

— Потому что, по мнению хирургов, испарений, которые они могут выделить, прежде чем превратятся в пепел, будет достаточно, чтобы заразить весь город.

Он вынул из своего камзола рулон документов и тщательно развернул его на столе.

— Вот приказы, — сказал он. — Я оставляю их вам, потому что они адресованы вам комендантом, чей авторитет непререкаем, и который к тому же мой старый друг.

Свеча осветила печати, подписи и красивый нотариальной почерк мэтра Пассакайя.

В то время как два офицера с почтением рассматривали пропуск, господин Панкрас добавил:

— Я боюсь только одного: как бы мой дорогой Андро Ланжерон, наш бальи, который самоотверженно работает в госпиталях, сам не скончался бы от заразы. Это была бы огромная потеря для нашего города и для всего королевства.

Он вышел, и лейтенант поспешил открыть шлагбаум. Затем он крикнул своим людям:

— Отойдите от этих повозок, если вам дорога жизнь.

Процессия выступила в путь перед глазами двух офицеров.

— Позвольте мне высказать сожаление, — сказал лейтенант, — что офицер вашего ранга подвергает себя столь большому риску.

— Это очень любезно с вашей стороны, — ответил ему Панкрас. — Но в подобных обстоятельствах риск должен быть равным для всех.

Он предложил им понюшку табаку и уселся в коляску, шестеро солдат взяли на караул, а офицеры, обнажившие свои шпаги, отдали ему честь.

Итак, он сел в свою коляску, широко поприветствовал офицеров, и процессия тронулась в путь в ночи, а часовые, напуганные черной чумой, побежали к бочке с уксусом.