По дороге мобики оставляли после себя след из сброшенных на землю вещей, снаряжения и амуниции. Но сколько ни сбрасывай с себя груз, его все равно было много. На каждом бойце были рюкзак с вещами и провизией, спальник, коврик, автомат, магазины к нему, гранаты и разовые гранатометы. Автоматы и прочее оружие бросать было страшно, потому что в голову каждого, кто служил в армии, было вбито, что потерянное оружие – это тюремный срок! А вот купленную за свои деньги провизию, цинки с патронами, лопаты, медицинские носилки и прочий неподотчетный груз можно и оставить.
Как только растянувшаяся вереница уставших и сгорбленных под тяжестью рюкзаков мужиков втянулась в желанную лесопосадку, по ней тут же ударили из вражеских орудий. Враг давно засек перемещение мобиков с воздуха и ждал, пока они соберутся компактно, чтобы накрыть их одним залпом.
– Нас обстреливают! Обстреливают! У нас раненые и убитые! – тут же начал кричать в рацию Маршал. – Что нам делать?
Минуты через три, которые для обезумевшего от страха сорокалетнего мужика, впервые в жизни попавшего под обстрел, растянулись в вечность, в динамике рации прозвучал ответ:
– Возвращайтесь на точку, где вас высадили, оттуда вас заберет техника.
Почему на той стороне человек, отдавший им такой приказ, не подумал, что мобикам сейчас рациональней и безопасней переждать обстрел в окопах, чем идти через открытое пространство заросшего бурьяном поля, непонятно. Возможно, он даже подумать не мог, что мобики тут же, не дожидаясь окончания обстрела, рванут бегом через поле. Непонятно. Но среди мобилизованных мужиков не было ни одного с боевым опытом, не было толкового командира, который приказал бы сидеть в окопах и не высовывать носа из них.
– Нам приказали вернуться назад, к тому месту, где нас высадили! Нас заберет техника! – громко прокричал Маршал, пользуясь возникающими секундными паузами тишины между разрывами снарядов.
Мобики выскочили из окопов, сложили наспех перебинтованных раненых на спальники (носилки, выданные им, остались брошенными где-то посреди поля) и потащили, побежали обратно через поле. Побежали – громко сказано: даже те, кто не тащил раненых, скорее ковыляли в скором темпе, чем бежали. Забитые напрочь мышцы, не привыкшие к таким нагрузкам, сковали тела каменными тисками.
Как только мобики удалились на достаточное расстояние от спасительных окопов, по ним тут же вновь открыли огонь. Вражеские артиллеристы хладнокровно и методично расстреливали двигавшихся через поле российских военных. Корректируемая с помощью беспилотника стрельба позволяла класть снаряды с упреждением, то есть по ходу движения бегущих. Мобики даже в стороны не разбегались, памятуя о минах (может, мин на этом поле и не было вовсе, а может, они давно самоликвидировались, но проверять это никто не хотел).
Мобилизованные бежали вопреки здравому смыслу, выполняя приказ, который, по сути, им никто и не отдавал. Но надо отдать им должное: несмотря на гремящие вокруг разрывы мин и снарядов, своих раненых бойцы не бросали, а старательно волокли за собой. Как бы ни были страшны разрывы минометных мин, но бросить своего товарища умирать было намного страшнее.
Раненых с каждым шагом становилось все больше и больше, а живых и невредимых – все меньше и меньше. До точки эвакуации добралось всего шесть человек; в течение часа доползли, доковыляли, добрели еще пятеро. После еще десятерых собрали ранеными по полю. Обещанные машины прибыли через шесть часов, а если учесть, что обстрел начался час назад, то получается, транспорт добирался до мобиков семь часов.
Из сорока человек, которые утром выдвинулись через поле в сторону опорного пункта, в живых остались двадцать семь человек, трое числились без вести пропавшими, остальные погибли. Никто из них не только ни разу не выстрелил в сторону врага, но даже не понял, с какой стороны в них летят смертоносные вражеские «пряники».
Один из пропавших без вести мобиков объявился через три месяца в госпитале. Оказывается, он, будучи ранен и контужен, потерял ориентацию в пространстве и пополз не в ту сторону. Пополз прямо по «минному полю», на которое было строго-настрого запрещено заходить. Надо отметить, что, несмотря на ранение обеих ног, парень проявил недюжинное мужество и выносливость. Двадцатитрехлетний уроженец Ярославля прополз семь километров за три дня, добравшись до дороги, на которой его подобрали проезжавшие мимо буряты из мотострелкового подразделения, прибывшего на войну из Забайкалья. Из-за потерянного времени и не снятого вовремя жгута ярославцу отрезали обе ноги.