Задача трех тел

Когда я был на втором курсе гимназии, на меня обратил внимание преподаватель математики. В те дни у многих школьных учителей был впечатляющий научный послужной список, потому что немалому количеству ученых пришлось идти работать в школу во время «культурной революции». Наш математик был как раз из таких.

Однажды он задержал меня после урока. Написав на доске около десятка числовых рядов, он попросил меня вывести суммирующую формулу для каждого. Для одних я написал формулы почти мгновенно, а на другие только взглянул и сразу определил их как расходящиеся.

Учитель достал книгу — это были «Записки о Шерлоке Холмсе» — и открыл какой-то рассказ, кажется, «Этюд в багровых тонах». Там есть сцена, когда Ватсон видит из окна непритязательно одетого посыльного и указывает на него Холмсу, а тот говорит: «Вы имеете в виду отставного флотского сержанта?» Ватсон поражается, как Холмсу удалось так точно это определить, но Холмс не может сразу дать четкие объяснения, ему требуется некоторое время, чтобы выявить цепочку умозаключений. Что-то там было такое с рукой этого человека, его походкой и так далее. Он говорит Ватсону, что в этом нет ничего странного: большинство людей не сразу ответят, откуда им известно, что дважды два четыре.

Учитель закрыл книгу и сказал:

— Вот и ты такой же — быстро делаешь интуитивные умозаключения и не можешь даже сказать, как пришел к правильному ответу. — А потом он спросил: — Когда ты видишь ряд чисел, что ты чувствуешь? Заметь, я говорю о чувствах.

Я ответил:

— Я вижу любую комбинацию цифр в виде трехмерной фигуры. Правда, я не могу описать форму чисел, но они действительно представляются в виде фигур.

— А когда ты видишь геометрические фигуры? — спросил учитель.

— Тогда все наоборот. Геометрические фигуры у меня в голове становятся числами. Это как если очень близко смотреть на картинку в газете — она распадается на маленькие точки.

Учитель сказал:

— У тебя прирожденный талант к математике, но... но... — Он добавил еще несколько «но», расхаживая взад-вперед по классу, как будто я был проблемой, с которой он не мог справиться. — Такие люди, как ты, не ценят свой дар.

Он погрузился в размышления, а потом, по-видимому, сдавшись, проговорил:

— В следующем месяце пройдет окружная математическая олимпиада. Почему бы тебе не записаться на нее? Я не стану натаскивать тебя — с такими, как ты, это пустая трата времени. Но когда будешь давать ответы, напиши и умозаключения — как ты к ним пришел.

Ну я и записался. После округа пошел дальше, пока не попал на международную математическую олимпиаду в Будапеште, и везде я занимал первые места. Когда вернулся домой, меня без вступительных экзаменов приняли на математический факультет самого престижного университета...

Вам моя болтовня еще не надоела? Ага, хорошо. Просто я вынужден заходить издалека, чтобы было понятно все, что произошло потом.

Учитель был прав — мне на свой талант было наплевать. Бакалавр, магистр, доктор — я получил все, не сильно утруждаясь. Однако, закончив учебу и выйдя в широкий мир, я понял, что не гожусь ровным счетом ни на что. Я разбирался только в математике и больше ни в чем. Вокруг кипела жизнь со всеми ее сложностями, а я словно пребывал в полусне. Карьера шла чем дальше, тем хуже. В конце концов я устроился в колледж лектором, но и там еле-еле тянул. К преподаванию я относился спустя рукава — просто не мог иначе. Я писал на доске «это легко доказуемо» и не понимал, почему студенты так тупят. Позже, когда стали увольнять худших преподавателей, меня вышибли.

К тому времени мне все осточертело до тошноты. Я упаковал чемодан и отправился в буддистский монастырь далеко в горах на юге Китая.

Нет, я не собирался становиться монахом, для этого я был слишком ленив. Мне хотелось только найти тихое местечко для жизни. Настоятелем был давний друг моего отца, интеллигент до мозга костей, на старости лет ставший монахом — по словам отца, у человека его уровня не было иного выхода. Настоятель предложил мне остаться в монастыре. Я сказал:

— Все, что мне надо, — это тихое прозябание до конца моей жизни в каком-нибудь спокойном месте.

— Наш монастырь вряд ли можно назвать спокойным местом, — возразил он. — Здесь шагу некуда ступить от туристов и паломников. Люди, стремящиеся к истинному покою, способны найти его и в шумном городе. Чтобы достичь этого состояния, нужно опустошить себя.

— Я и так пуст, — сказал я. — Слава и богатство для меня ничто. В этом монастыре многие монахи — люди намного более светские, чем я.

Настоятель покачал головой:

— Нет. Пустота не значит «ничего». Пустота — это способ существования. Ты должен достигнуть экзистенциальной пустоты, чтобы наполнить себя ею.