Все это происходило ясным осенним вечером 1971 года. Впоследствии Е не раз думала об этом событии, но не могла припомнить, чтобы ею владело какое-то особое чувство, кроме желания поскорее завершить передачу. Больше всего она боялась, как бы о ее проделке не узнали коллеги. Хотя она и придумала заранее несколько оправданий, но в случае чего они бы мало чем помогли: использовать антенну на полную мощность во время тестирования было делом необычным — ведь это влекло за собой быстрый износ компонентов. Кроме того, система наведения антенны не предназначалась для того, чтобы целиться прямо на Солнце. Е чувствовала, как нагревается окуляр. Если он сгорит, ее ожидают серьезные неприятности.
Солнце медленно садилось, Е пришлось вести за ним антенну вручную. В этот момент антенна «Красного берега» напоминала огромный подсолнух, медленно поворачивающийся вслед за светилом. К тому моменту, когда загорелся красный огонек, обозначавший конец передачи, с Е сошло сто потов.
Она оглянулась вокруг. Трое операторов возле контрольной панели выключали оборудование — блок за блоком, согласно строгим инструкциям. Инженер в углу диспетчерской пил воду из стакана, а техник мирно дремал на своем стуле. В каких бы тонах историки и писатели ни описывали эту сцену впоследствии, реальность была весьма прозаичной.
Едва закончив передачу, Е выскочила из диспетчерской, пронеслась по коридору и ворвалась в кабинет Ян Вэйнина. Переведя дыхание, она проговорила:
— Передайте на радиостанцию базы, чтобы начали прослушивать частоту 12 тысяч мегагерц!
— И что же это мы принимаем? — Ян с удивлением воззрился на пряди волос, прилипшие к мокрому лбу Вэньцзе. По сравнению с высокочувствительной мониторинговой системой «Красного берега» обычная армейская радиостанция, которой пользовались для связи с внешним миром, была сущей детской игрушкой.
— Может быть, что-нибудь и примем. Нет времени перестраивать «Красный берег» в режим мониторинга!
Обычно для разогрева и перехода от передачи к наблюдению требовалось чуть больше десяти минут. Но сейчас мониторинговая система тоже подвергалась переналадке, многие ее компоненты еще не успели собрать заново, так что на быстрый ввод ее в строй рассчитывать не приходилось.
Ян несколько секунд таращился на свою собеседницу, затем схватил телефон и приказал офицеру-связисту следовать распоряжениям Е.
— У этого радио чувствительность такая низкая, что единственные инопланетяне, сигнал которых мы сможем принять, — это жители Луны, — сказал Ян.
— Сигнал придет от Солнца, — сказала Е. За окном красный как кровь солнечный диск уже почти коснулся гор на горизонте.
— Вы воспользовались нашей антенной, чтобы послать сигнал на Солнце? — ужаснулся Ян.
Е кивнула.
— Никому не говорите! Это никогда не должно повториться! Никогда! — Ян оглянулся, не подслушивает ли кто под дверью.
Е снова кивнула.
— Но зачем? Отраженные сигналы будут очень слабыми, далеко за пределами чувствительности обычного радио!
— Нет. Если моя догадка верна, мы услышим невероятно громкое эхо! Оно будет сильнее, чем... ну, я и вообразить не могу, чем что. При мощности сигнала, превосходящей определенный порог, солнце усилит его в сто миллионов раз.
Ян бросил на Е удивленный взгляд, но та больше ничего не добавила. Оба молча ждали. Ян отчетливо слышал взволнованное дыхание Вэньцзе, громкие удары ее сердца. Слова Е проскочили мимо его сознания, зато чувства, похороненные в его душе много лет назад, вынырнули на поверхность. Ему оставалось только взять себя в руки и ждать.
Прошло двадцать минут. Ян взял телефон, позвонил на радиостанцию и задал несколько коротких вопросов.
Потом положил трубку.
— Они ничего не приняли.
Е, затаившая дыхание, пока он разговаривал со станцией, испустила долгий выдох и кивнула.
— Зато американский астроном отозвался. — Ян вынул толстый конверт, залепленный наклейками таможни, и протянул Е. Она разорвала конверт и углубилась в письмо. Гарри Питерсон писал, что не мог даже вообразить, что в Китае есть коллеги, изучающие планетарный электромагнетизм, и ему очень хотелось бы сотрудничать и обмениваться информацией в будущем. Он также послал две пачки документов — запись юпитерианских радиовсплесков. Это были фотокопии, снятые с длинных записывающих лент, которые следовало сложить фрагмент за фрагментом. Надо сказать, в те годы большинство китайцев в глаза не видели копировальной машины.
Е принялась укладывать листы бумаги в две полосы на полу. Дойдя примерно до половины, она распрощалась с надеждами. Формы сигналов, присущие солнечным засветкам, были ей хорошо известны. Они не походили на те, что лежали сейчас перед ней.
Е стала медленно подбирать бумаги с пола. Ян присел рядом на корточки, чтобы помочь. Отдавая пачку фотокопий женщине, которую любил всей душой, он заметил на ее лице улыбку, такую грустную, что у него затрепетало сердце.
— Что случилось? — спросил он, не отдавая себе отчета, что никогда еще не разговаривал с нею так мягко.