Задача – выжить!

Когда окончательно стемнело, самолет вручную выкатили на взлетную полосу, и, пока бойцы грузили раненых, остальные принялись прощаться с гостями, отбывающими за линию фронта. Хотя количество провожающих было строго ограничено командиром, все равно людей набралось достаточно. Каждый считал своим долгом пожать руку летчику, наладившему для нас связь с Большой землей, и корреспонденту. Со всех сторон слышались пожелания доброго пути и просьбы поскорее возвращаться. В конце концов, когда самолет уже был готов к взлету, снова пришлось вмешаться майору, чтобы освободить гостей из объятий партизан. Гости скрылись в люке самолета, и через несколько минут тот, рыча моторами, отправился в обратный путь. А мы остались стоять на поляне, глядя вслед стремительно исчезающей на фоне ночного неба тени.

Возвращались мы в лагерь не всей толпой, а небольшими группками. Кто-то, устав, отправился в обратный путь раньше, кто-то задержался, продолжая глядеть вслед самолету. Мы с Колей тоже немного постояли, покурили и пошли обратно. По дороге мы догнали Олю с Ксанкой.

— Устали? — спросил я девушек.

— Весь день раненых готовили, — вздохнула Оля.

Мы продолжили путь вместе, обсуждая последние события. Говорили о самолете, о новостях, о митинге. Оля радостно сообщила, что вместе с остальным грузом нам доставили хороший запас медикаментов и медицинские инструменты. А еще летчик обещал передать просьбу прислать в отряд врача – девушки вдвоем не справлялись с уходом за ранеными. Кроме того, Ксанка была всего лишь медсестрой и в лечении ей приходилось руководствоваться только наблюдениями за работой нормальных врачей еще с того, довоенного времени. А Оля в медицине не имела вообще никакого опыта.

Как-то получилось так, что Коля с Ксанкой нас обогнали. Внезапно я понял, что мы с девушкой остались практически наедине – только далеко впереди слышались тихие голоса наших спутников. По напряженному молчанию я понял, что девушка тоже осознала этот момент.

— Как думаешь, когда самолет снова прилетит? — попытался я завязать разговор.

— Не знаю, — ответила девушка, — но прилетит обязательно. Теперь нас не бросят!

— Конечно не бросят! — поддержал я. — Теперь у нас все будет. И оружие будут привозить, и патроны, и лекарства. Ты точно не хочешь улететь в тыл? Ведь пришлют хорошего врача.

— Нет, — качнула головой Оля и твердо добавила: – Не полечу!

Убеждать упрямую девушку, как я понял, было бесполезно. Мы снова помолчали. Я достал папиросу из тех, которыми угощал нас Певцов, и заметил, что девушка тоже собирается закурить.

— Выкинь эту гадость, — сказал я, отбирая у нее папиросу, — и чтобы я больше не видел, как ты куришь!

— А ты мне кто? — взвилась вдруг Оля. — Чего командуешь?

— Глупая, — я попытался говорить как можно более нежно, — я же о тебе забочусь! Ну не надо тебе курить.

— А тебе надо? — Запал девушки немного угас.

— И мне не надо, — ответил я. — Потому и тебе не разрешаю. Думаешь, я не хотел бросить? Тысячу раз уже жалел, что начал курить…

— А давай вместе бросим! — вдруг повернулась ко мне Оля. — Если ты говоришь, что это так вредно, то я не буду курить, и ты не кури.

— А давай! — рассмеялся я. — С этого момента ведем здоровый образ жизни.

Я скомкал обе папиросы и выбросил их в кусты. Конечно, разумнее было бы оставить их у себя. Даже если не курить – их вполне можно поменять на что-то полезное или угостить кого-то. Но эта мысль пришла мне в голову уже позже.

— Спать совсем не хочется, — после некоторой паузы перевела разговор на другую тему Оля. — Столько всего произошло за сегодня.

— И мне не хочется, — поддержал ее я, хотя спать все же хотелось. — Ты не думала домой вернуться?

Девушка промолчала, и я продолжил:

— Хотя бы проведать родных? Они ведь не так и далеко отсюда.

— Иногда думаю об этом, — помолчав, ответила Оля. — Но что я им скажу? Пропала на месяц, не сказав ни слова…

— Вот! Родители, наверное, искали тебя. Извелись вконец.

— Да… — грустно сказала девушка. — Мама, наверное, думает, что убили меня. Как деда…

Разговор поворачивал в направлении, явно неприятном для девушки. Я уже начал жалеть, что заговорил об этом. Блин, чем я думал, когда упомянул о ее родителях? Ясно же, что они будут Олю искать и найдут труп ее деда на хуторе. А в предположениях о дальнейшей судьбе пропавшей девушки очень немного вариантов.

— Ну вот и покажешься, — я попытался вложить в свои слова побольше оптимизма. — Мать успокоишь, может, еще поможешь чем-то. Продуктами там…

— Я подумаю, — ответила Оля, и по голосу ее было понятно, что мой оптимизм пропал даром.

— Оля, — я остановился и взял девушку за руки, — нечего расстраиваться. Все будет хорошо. Успокоишь маму и вернешься. А потом, когда война закончится, заживете счастливо…

Оля внезапно расплакалась и резко отвернулась, прижав ладони к лицу. Все напряжение, накопившееся с момента появления на хуторе ее деда немцев, выплеснулось в этих слезах. Я стоял и не знал, что мне делать. Неловко развернул девушку к себе и обнял ее, успокаивающе поглаживая по голове и говоря какую-то чушь.