Задержи дыхание (сборник)

– Нелегко тебе хлеб достается! – посочувствовала Лейла. – Я вот торгую в своей фирме детской косметикой и подгузниками и в бездны предпочитаю не заглядывать! Стас продает подержанные корейские машины, Ксения – квартиры, Ленка с Борисом трудятся редакторами в издательстве… Все дела земные. Макс, самый хитрый, осел на телевидении и плевать хотел на всякую там мистику!

Я привстал и поклонился:

– Знаете, господа, я предпочел бы торговать подгузниками. Оно, может, не так престижно, зато куда как приятней!

Лейла кинула в меня огрызком яблока и повернулась к Наташе:

– Ты вот у нас звезда, ведешь передачу на радио. Мы все тебя слушаем каждое утро. Скажешь, неужели тоже предпочла бы торговать подгузниками?

– Разве что рейтинги упадут… – Поднявшись из-за стола, Наташа безуспешно пыталась отыскать среди груды грязной одноразовой посуды чистый стакан. – И потом, это тоже надо уметь, как и в бездны заглядывать… Чем бы воды зачерпнуть? Костя по телефону заманивал, говорил, тут есть родник!

– А кстати, где он сам? – удивленно огляделась Ирина.

С того момента, как мы уселись пить кофе, наш хозяин стушевался, совсем как в прежние времена, и все благополучно о нем забыли. Костя обнаружился чуть поодаль от стола. Он стоял, прислонившись к стволу старой яблони, и так слился с ее тенью, что стал практически незаметен. Услышав вопрос Ирины, он пошевелился и обнаружил свое присутствие. Я посмотрел на него мельком, но невольно задержал взгляд. Меня заинтриговало странное выражение его лица – Костя выглядел так, словно стоял на краю трамплина и готовился прыгнуть в воду с большой высоты. Точно такое выражение – решительное, сосредоточенное и упрямое – можно видеть на лицах спортсменов перед стартом.

– Я тоже хочу рассказать историю! – заявил он.

Поскольку мы уже успели уйти в дискуссию о наших профессиях, его слова вызвали легкое недоумение. Многие украдкой взглянули на часы. Близился вечер, с запада шли тучи, в саду стало сыро и прохладно, на нас все ощутимее нападали комары. Мы устали сидеть, хотелось подвигаться, прежде чем опять на несколько часов угодить за руль… Но отказать хозяину было неловко.

– Конечно, что же ты молчал! – Улыбка Ирины была слишком широкой, чтобы оказаться искренней. Она одна в этот день не проявляла никакого интереса к обновленному Костику, так как относилась к тому роду людей, которые составляют мнение об окружающих раз и навсегда. Я убедился в этом еще в институте, после того как потерял ее библиотечную книгу. С тех пор Ирина считала меня легкомысленным, ненадежным типом, хотя я всячески пытался загладить свою вину. – Я просто подумала, что всем надоело играть! Макс и Наташа отказались, вот и…

– Ты, Наташа, – он не дослушал, и это тоже появилось в его манерах совсем недавно, – говорила, что никто не смог рассказать о необъяснимом. Так вот, у меня есть такая история. Это загадка, и разгадать ее я предоставляю вам.

– А сам знаешь ответ? – поинтересовался Стас.

– К сожалению, да. – В голосе Кости что-то зазвенело, словно оброненный гвоздь. – Это случилось по соседству, вон там!

И он указал налево, туда, где за серым от времени дощатым забором виднелся бревенчатый сруб. Дом так потерялся в зарослях плюща, борщевика и крапивы, что я впервые его заметил. Единственное видневшееся окно было забито деревянным щитом. Вероятно, хозяева не заглядывали сюда уже не первый год.

– После того как это произошло, сюда стали избегать ездить. – Костя обвел широким жестом окружающие дачи. – Вот почему здесь все заросло… Раньше было иначе!

– Та-ак… – протянула заинтересовавшаяся Ксения. – То есть, я так понимаю, это нехорошее место?

– Оно было хорошим… – Костя как будто ответил на ее вопрос, но его голос звучал так, словно он говорил сам с собой. Пронзительно-голубые глаза приняли отсутствующее выражение, он явно не видел ни нас, ни стола, заваленного грязной посудой. – Оно было лучшим в мире! Мы с соседями тесно общались, – начал он свой рассказ, – в той семье тоже были дети, и мы часто лазили туда-сюда через забор. Наши родители дружили, к тому же они работали в одной больнице. Это садовое товарищество – все из медработников. Когда я был маленьким, мне вообще казалось, что все люди на свете – врачи. Я единственный ребенок, а в той семье росло двое мальчишек, погодки. Старший был моим ровесником и другом, младший… Наверное, я автоматически относился к нему так же, как его брат, – снисходительно, с презрением, потому что тот ничего из себя не представлял. Какой-то заторможенный, вялый, серый, я бы сказал. При этом у него случались вспышки дикой злобы, совершенно звериной, и тогда он кидался на нас с кулаками, визжал, плевался и царапался, хотя мы всего-навсего с ним играли. Он мог ударить даже свою маму, когда та прибегала нас разнимать. Один раз он так укусил за руку брата, что рана не заживала все лето, а после остался шрам. В общем, это был настоящий крысеныш! Так мы его и дразнили, а он злился еще больше.