— Я нашел визитку адвоката в офисе наверху. Несколько угроз, и он пошел встречу. Он дал твой адрес, и я пошел туда и нашел твою записную книжку. Знал, что найду тебя здесь. Но, Синди, мне нечего было делать, и я бы тебя выследил. Я бы нашел тебя, несмотря ни на что, и всегда и везде найду тебя. Пойми это.
Когда я скольжу взглядом по его телу, его зубы снова сжимаются, а он подхватывает меня подмышки и перебрасывает через широкое плечо.
— Боже. Ты сошла с ума, — рычит он. — Где мы можем трахнуться?
Слава Богу. Мои нервные окончания обостряются, тело чувствует, что вот-вот достигнет освобождения.
— Я не знаю. Я даже не знаю, где я — трусь ртом о его обнаженную спину, мои руки скользят по его мышцам, отчаянно пытаясь почувствовать грубую текстуру.
— Я не могу думать ни о чем, кроме тебя. Не могу. Не могу.
Он перемещает нас в глубокий дверной проем, благодаря которому мы частично скрываемся из виду.
Затем стаскивает меня с плеча и сразу прижимает меня к стене, обхватывает ноги вокруг своих бедер и с ревом врезается мне в шею.
— Ты не можешь думать ни о чем кроме меня, малышка? Хорошо. Это хорошо.
Он берет джинсовые шорты и срывает их с моего тела. Следующими слетают мои трусики и падают на землю, разорванными в клочьях.
— На этой земле нет уголка, где я не буду преследовать тебя, если ты снова сбежишь. Ты меня понимаешь? Ты осознаешь лишь малую часть моей одержимости. Только представь, она бесконечно увеличивается. Только так ты поймешь, где я нахожусь, детка. Никогда больше не убегай от меня. — Он утыкается лицом мне в шею и хрипло ревет. —
Инстинкт требует кричать, что я больше никогда не уйду. Однако он оставил буровую установку по другой причине, не так ли?
— Но… ты в порядке? В открытом пространстве? Я не хотела отнимать у тебя дом. Я не могла украсть место, где ты чувствуешь себя в безопасности. Я тебя люблю.
— Ты — место, где я чувствую себя в безопасности. — Выдыхает Бутч в ухо. — Мне нужно быть там, где ты чувствуешь себя в безопасности, Синди. Позволь мне остаться. Позволь мне любить тебя. Потому что, Господи, я чертовски сильно тебя люблю. Твоя записка… — Он вытаскивает ее из кармана и швыряет о стену. — Сохрани буровую установку. Сохрани мое сердце. С любовью, Синди. — Ты пыталась меня уничтожить?
— Нет. Нет.
Прижавшись лбом к моему, он протягивает руку между нами и расстегивает молнию на штанах, приближаю эрекцию к моим складочкам и проводит вверх-вниз по влажности, вытягивая из меня сдавленный стон.
— Ты пожертвовала ради меня тем, что хочешь. Что тебе нужно. Ради меня. Ты думала, что я позволю тебе это сделать? — Он царапает зубами мою щеку.
— Ты можешь быть беременна нашим ребенком. Нет.
Одним длинным толчком он входит в меня, и оргазм, которого я добивалась, пронзает мои мышцы, превращая меня в трясущуюся массу, способную только на бред.
— Ты думал, что я предпочту жить в одиночестве и темноте, чем при свете с чертовым ангелом? — Он смотрит мне в глаза, медленно входя и выходя из меня. — У меня в голове монстры, Синди. У меня есть страхи. Но мой страх номер один — потерять тебя снова. Все остальное — далекое неважно.
Это вызов — сложно сосредоточиться и поддержать важный разговор, когда он прикасается к особой точке внутри меня. А ствол его члена снова-снова, и снова потирает мой опухший, чувствительный клитор.
Он поступил так смело, придя сюда, оставив установку спустя пять долгих лет. Поэтому я пробиваюсь сквозь наваждение и нахожу слова, которые его успокоят.
— Если ты хочешь жить при свете, я помогу тебе победить демонов, — шепчу я от всего сердца. — Мы не будем просто прятать их, мы убьем их.
Он с облегчением наваливается на меня, его бедра нетерпеливо вздрагивают.
— Вместе. Да. Мы вместе, Синди.
Его всепоглощающий поцелуй дикий и выворачивает меня наизнанку. Заставляет мою кровь циркулировать быстрее, а грудь сжиматься.
— Теперь мы вместе навсегда. Скажи это.
— Вместе навсегда.
Он грубо толкается в меня, его рука поднимается и сжимает мое горло.
— Моя.
— Твоя.
Мое сердце принимает эти слова с радостью.
— Вся твоя.
Бутч занимается со мной грубой, животной любовью, средь бела дня, и мы не ведем себя тихо.
Наши стоны и мольбы эхом раздаются внутри, кожа шлепается при соприкосновении.
Это осознание вызывает у меня волнение, я прижимаюсь к нему еще сильнее, хочу долгих и голодных поцелуев.
— Кончи в меня посильнее, Папочка, — хнычу я, облизывая уголок его губ. — Оплодотвори меня снова. Просто, чтобы быть уверенным.
Один прерывистый стон, затем глубокий толчок, и Бутч замирает, затем начинает трястись, его жидкое тепло наполняет меня большими струями, нижняя часть его тела покачивается при каждой волне, наши сердца бьются в такт.