Задорная Мандаринка

Тупо пялюсь в комп, достигая уровень "бог" в мине "я дико занята". Черт! А ведь такой шанс был с этим декретным местом! Может, у меня нет опыта работы с заказчиком напрямую, и сама я никогда не создавала кампании с нуля, но это не мешает мне гореть идеями! И искренне желать развиваться, реализовывая весь этот космос в моей голове. Да, именно так я бы и сказала на личном собеседовании! Пусть, слегка самоуверенно, но это ж правда, на фантазию я никогда не жаловалась. В отличие от Кононовой, которой надо на ее накрахмаленной блузке вышить: "Не все блондинки дуры, но все дуры, почему-то, блондинки". Не могу, сказать, что она совсем не далекая, выходит же у нее превращать нормальных мужиков в собачек на привязи, но широтой мышления за отпечатанными на подкорке шаблонами она похвастаться не может.

В очередной раз оглядываюсь на главную претендентку, которая аккуратно, двумя наманикюренными пальцами набирает текст на клавиатуре и негодую ещё больше. Свежий маникюр для нее важнее оперативного набора текста! Громкий вздох вырывается непроизвольно. Почему же не я?

Конечно, у меня не слишком успешная репутация, и этот мой не сдерживаемый язык… Но будем реалистами, внешние факторы, в лице крашеного скота, Ильи Геннадьевича – недочеловека – Хромова, сложились против меня! Если бы не его шантаж, я спокойно подготовилась к презентации, если бы не глупые провокации – не вышла из себя и не поперлась на метро, если бы его не пригласили в комиссию, мне бы дали шанс. Но с этим "да это же полный…", реакция остальных итак ясна. Жаль, дверь рано закрылась, не услышала, каким именно словом он определил мою двухнедельную работу. Отстой? Идиотизм? Бред?

Выхожу с работы в самом негативном из настроений. Кажется, попадись мне сейчас мужчина – огрею с ноги. Причем любой мужчина. Знаю я их, немало повидала, все как один – скот на скоте. От свиньи до барана. Протрясти бы им мозги, промыть, проветрить, чтобы поняли: не весь мир крутится вокруг и нельзя вот так запросто, одним словом или решением уничтожать мечты и чаяния другого человека.

На улице дождь с мокрым снегом. Ледяной ветер задувает под пуховик, пробирая до костей. Под ногами глянцевая поверхность – красивая, темная, опасная. Замечательно, только гололеда для моих мокрых осенних кедов и не хватало.

Злюсь на погоду, жизнь, себя, но особенно, на Хромова. Поднимаю глаза – а вот и он – помяни черта! Стоит возле машины, а рядом с ним уже крутится Кононова, понятно, для кого она вырез приоткрывала. Жмется к нему, улыбается, хочет любыми путями себе повышение выбить. А вот уж фигушки, дорогая! Не уступлю я тебе!

Злость набирает нешуточные обороты, перекрывая любые попытки мозга взбунтоваться. Несусь со скоростью света по ступеням бизнес-центра, левой рукой стараюсь придерживаться за перила, но ноги все равно предательски раздвигаются. Понимаю, что сейчас эта сладкая парочка сядет в машину – и прощай последний шанс. Истошно ору:

– Стой, скот! – на мое удивление, Хромов оборачивается на мой вопль. И именно в этот момент я чувствую подозрительную свободу в правом кеде, холод и влагу. Рука скользит по перилам, и я понимаю, что столкновения с землёй не избежать.

Удар вытрясает из меня весь дух. Первые секунды шока я даже не ощущаю, что у меня что-то болит. Просто лежу на ступенях, анализируя произошедшее, и пялюсь в чёрное небо. Резкая боль простреливает левую руку, и я не могу сдержать стон. Тут же на фоне мрачного покрова появляется блондинистая голова.

– Ты как, Мандаринка, жива? – спрашивает он заботливо.

– Рука, – шепчу я. Наверное, надо всплакнуть, но глаза предательски пусты, возможно, они тоже шокированы резкой сменой картинки, и мозг пока не передал им сигнал опасности.

– Встать сможешь? – тревожно спрашивает Хромов.

Качаю головой, не в силах произнести и слова. Боль пронзает теперь не только руку, но захватывает горячей водой и спину, и голову.

– Да вызови ей Скорую, и все, – слышится нетерпеливое за спиной блондина.

– Я сам ее отвезу, – говорит твердо, отчего я еще больше теряю дар речи. С чего бы это? Променяет горячую ночку с давним объектом своих воздыханий на непутевую меня в загруженных коридорах травмпункта?

Но Илья Геннадьевич решительно присаживается возле меня на одно колено, намочив при этом модные брюки, и с лёгкостью приподнимает на руки. От ужасного смущения прячу лицо на его груди, в теплом мягком кашемире. Невольно, от моих собственных терзаний, предательская слеза все-таки скатывается по щеке. Не потому, что очень больно или страшно, а от стыда. Столько людей видели, как я растянулась, пуховик весь в грязи, а кед на правой ноге предательски разорван, оголяя дырявые колготки. При всем при этом, высокий, хорошо одетый мужчина, тащит меня, непомерную ношу, в салон своего модного авто.

– Очень больно? – заметил все же мои слезы и думает, что реву от боли.

Мотаю головой, все еще не произнося ни слова. Удивительное для меня состояние: кажется невозможным открыть рот и начать извергать звуки.