– Так, я окончательно перестал что-либо понимать, – Илья разворачивается ко мне туловищем, насколько это возможно в тесном салоне его машины и картинно приподнимает бровь. Ох уж эта его бровь!
– Да все ты прекрасно понимаешь! – в гневе перехожу на "ты". – Зачем было устраивать этот цирк на обеде? Я, итак, знаю, что не фотомодель, и до Кононовой твоей любимой мне как до Сатурна! Но зачем притаскивать мне диетическую еду, насмехаясь, а? Вот скажи, мне, скажи, я жажду понять твои мотивы! – предательские гневные слезы все-таки выкатываются, грозя перерасти в новый приступ истерики.
– Боже, что за извращённый мозг в этой хорошенькой голове? Может, не стоило перекрашиваться? Хотя бы было оправдание твоим глупым выводам! – говорит насмешливо, отчего из меня вырывается громкое рыдание, и я прячу лицо в ладонях.
– Мандаринка, – касается моих ладоней, пытается отнять их от лица. – Послушай меня, Мандаринка! Я вообще ничего такого не имел в виду! Просто накормить тебя хотел, думал ты злая такая из-за того, что не ешь ничего. Мне твои коллеги сказали, ты на одних мандаринах сидишь. Я просто хотел угодить…
Я прислушиваюсь к его словам, но смысл до меня доходит не сразу. В смысле, угодить? Убираю ладони и внимательно смотрю на него опухшими глазами. Ну и видок у меня сейчас, наверно. Но, ничего, мне же не замуж за него выходить, пусть знает, как реальные девушки выглядят!
– Серьезно? – спрашиваю на грани слышимости.
– Ну да, ты напридумывала, конечно. У тебя фантазия – самое место в маркетинге работать! – усмехается он. А я вспоминаю, что мне повышение теперь не светит и снова начинаю всхлипывать.
– Господи, ну сейчас-то я что не так сказал?
– Мне… я… – продолжаю всхлипывать. – Я презу… провалила.
– Глупости! Ты была лучшей, тебе завтра придет письмо с приглашением на третий этап собеседований. Уж поверь, мы за тот день и на своих насмотрелись, и на кандидатов со стороны. Всем до твоих идей, как до Китая! – жарко убеждает меня Хромов.
– Но я слышала… Ты сказал: да это же просто…
– Крышесносно! Я сказал: крышесносно! Боже, женщина, у тебя все такие в семье, или ты одна мастер по додумыванию? – смеется надо мной, но беззлобно, по-доброму, и я начинаю улыбаться.
– Нет, это все планеты виноваты! Я такая одна, неповторимая.
– Это точно, – произносит тихо и замолкает. Смотрит на меня пронзительно, до самой души пробираясь.
А вокруг нас накаляется атмосфера. Градусы повышаются, воздух электризуется, нас притягивает друг к другу, словно магнит. И вот, всего минуту назад я рыдала, ненавидя мужчин, а сейчас сгораю в объятиях не лучшего из их представителей, но как же хорошо касаться его, как удивительно правильно. Наши губы встречаются, и дальше начинается магия.
Глава 11. Горячий вечер вторника
Илья
Мягкая, теплая, сладкая. Настоящая мандаринка. Умопомрачительно ласковая, головокружительно нежная. Поймал ее, взял в плен своих рук, поцелуев, дыхания. Не отпущу. Пусть потоп, смерч, землетрясение – не выпущу ее, не остановлюсь.
Перетягиваю податливое тело к себе на колени, отодвигаю кресло назад, избавляюсь от дурацкого пуховика. Она такая сексуальная! Кажется, меня сейчас разорвет на части. Ее изгибы, по которым я путешествую ладонями, – идеальны. Ее губы – пухлые, сладкие – само совершенство. Прокладываю дорожку из поцелуев по ее щеке, с трепетом собирая солёную влагу недавних слез, достигаю чувствительного места за ушком и ловлю дикий кайф от ее стонов.
Втягиваю ванильный запах ее волос, и мое сердцебиение переходит в тахикардию. Ещё чуть-чуть и я схвачу инфаркт. Но мне так нравится, нравится, нравится… Разве так должно быть? Разве может быть такое притяжение?
Касание ее пальцев – разряды тока по венам. Ее тихие стоны – тугой узел в груди. Я схожу с ума. Мир вокруг двигается так быстро, кажется, сменяются времена года, климат, религия, а мы застыли в этом моменте: где познаем друг друга не спеша, шаг за шагом, глоток за глотком.
Ее задорные пальчики играют с пуговицами на моем пальто, расстегивают их, пробираются к торсу. Я улыбаюсь где-то в районе ее оголенного плеча, забираюсь одной из рук по бедру к кромке свитера, желая снять эту ненавистную тряпку. Но она отстраняется от меня, прерывая тесный контакт.
– Не надо, – шепчет она.
Я смотрю на нее как ополоумевший, словно сейчас свяжу ее и заставлю остаться со мной навсегда. С трудом восстанавливаю дыхание, все еще не выпуская ее с рук. Не уйдешь от меня, Мандаринка, не теперь.
– Эй, а почему ты голый? – и я понимаю, что ее взгляд обращен на пиджак, не скрывающий тело.
– Кашемир и чечевица несовместимы, – пожимаю плечами.
– Боже, прости, – выдыхает она и прижимается лбом к моему. – Я вспылила, надумала, и вообще, как ты понял, я ходячие неприятности, – она приподнимает руку с красующимся перевязкой средним пальцем.
Я касаюсь ее щеки легким поцелуем. Шепчу: "Ты – совершенство". Снова поглаживаю ее талию поверх свитера, тянусь под него, сгорая от желания ощутить ее кожу. Но Мандаринка опять отстраняется.
– Не надо, пожалуйста, – снова просит она.