Задверье

Если к путнику щедрым ты был,

Когда придет ночь всех ночей,

Когда услышишь, что час пробил,

Открой глаза – увидишь сотню свечей.

И Христос твою душу прими.

Если с другом ты кров разделил,

Когда придет ночь всех ночей

Дверь толкни, куда крест ты прибил,

Услышь шорох крыльев и звон ключей.

И Христос твою душу прими.

Если были хлеб и эль у тебя,

Когда придет ночь всех ночей,

Очаг разожги, поленья любя,

Да пляшет огонь горячей.

И Христос твою душу прими.

Плач ночного бдения над телом

Пролог

В ночь перед отъездом в Лондон Ричарду Мейхью было совсем не радостно. Нет, вечером он радовался. Радовался, когда читал напутственные открытки и обнимал не совсем непривлекательных знакомых барышень. Радовался предостережениям о пороках и опасностях Лондона. Радовался подаренному зонтику – белому, с картой Лондонского метро, – ребята скинулись ему на подарок. Радовался первым нескольким пинтам эля… Но с каждой следующей пинтой ловил себя на том, что радуется все меньше и меньше. Вот так и дошло до того, точнее – этого мгновения, когда он, дрожа от холода, сидел на тротуаре у двери паба в маленьком шотландском городке, взвешивая «за» и «против» того, сблевать ему или нет, и совсем не радовался.

В пабе друзья Ричарда продолжали праздновать его приближающийся отъезд с пылом, который, на взгляд Ричарда, уже отдавал чем-то зловещим. Крепко сжимая сложенный зонтик, он спрашивал себя, такая ли уж удачная идея поехать в Лондон.

– Тебе ухо востро надо держать, – произнес надтреснутый старческий голос. – Оглянуться не успеешь, как они на тебя навалятся. Или даже в кутузку засадят, чему тут удивляться? – С остроносого чумазого лица смотрели острые проницательные глазки. – Ты в порядке?

– Да, спасибо, – вежливо ответил Ричард.

Это был молодой человек, почти мальчишка с виду, со слегка волнистыми темными волосами и огромными зелеными глазами. Вид у него был вечно встрепанный, будто его только что разбудили, и это делало его для противоположного пола гораздо привлекательнее, чем он сам был в силах понять или поверить.

Чумазое лицо смягчилось.

– Вот, возьми, бедняжка. – В руку Ричарду легла монетка в пятьдесят пенсов. – Давно бродяжничаешь?

– Я не бездомный, – смущенно объяснил Ричард и попытался вернуть старухе монету. – Прошу вас… возьмите деньги назад. У меня все хорошо. Я просто вышел глотнуть свежего воздуха. Я завтра еду в Лондон, – пояснил он.

Старуха всмотрелась в него подозрительно, потом взяла свой пятидесятипенсовик, и он словно по волшебству исчез под наслоением пальто и шалей, в которые она куталась.

– И я бывала в Лондоне, – доверительно забормотала она. – Замужем там была. Мой был совсем непутевый. Мама мне говорила не выходить за чужака, но, хотя сейчас по мне не скажешь, тогда я была молодая и красивая и поехала по зову сердца.

– Нисколько не сомневаюсь, – сказал Ричард. Уверенность, что его вот-вот стошнит, понемногу слабела.

– Ну и чего хорошего мне это дало? Я была бродяжкой, уж я-то знаю, каково это – остаться без дома, – сказала старуха. – Вот почему я решила, что и ты такой. Ты зачем в Лондон едешь?

– Мне там работу предложили, – с гордостью ответил он.

– И чем заниматься будешь?

– Э… ценными бумагами.

– А я танцовщицей была, – сказала старуха и, фальшиво напевая себе под нос, проделала несколько неуклюжих па. Потом вдруг зашаталась, как волчок, у которого кончился завод, и наконец остановилась лицом к Ричарду. – Дай мне руку, я тебе погадаю, – предложила она.

Он послушался.

Взяв его руку в свою старушечью, она прищурилась и поморгала, как сова, которая, проглотив мышь, только сейчас понимает, что желудок не желает ее переваривать.

– Тебе предстоит долгий путь… – сказала она озадаченно.

– В Лондон, – поправил Ричард.

– Не просто в Лондон… – Она помолчала. – Не в тот Лондон, который я знаю.

Заморосил дождик.

– Извини, – сказала старуха. – Все начнется с дверей.

– С дверей?

Она кивнула. Капли западали гуще, застучали по крышам и по асфальту на мостовой.

– На твоем месте я бы остерегалась дверей.

Ричард нетвердо поднялся на ноги и тут же пошатнулся.

– Ладно, – сказал он, не зная, как, собственно, относиться к информации такого свойства. – Спасибо, обязательно.

Дверь распахнулась, и на улицу выплеснулись шум и свет.

– Ричард? С тобой все в порядке?

– Ага, все отлично. Через минуту вернусь.

Но старая дама уже брела прочь по улице под проливным дождем, верхняя шаль на ней намокла и обвисла. Ричарду захотелось для нее что-нибудь сделать, вот только он уже не мог предложить денег.