Заезд на выживание

Я позвонил Брюсу и долго обсуждал с ним проблему того, как бы безопаснее мне добраться до суда в понедельник утром. Не выдавая истинной причины своей озабоченности, я сказал, что мне не хотелось бы сталкиваться с двумя моими свидетелями до того, как их вызовут в зал заседаний. А потому мне нужен некий надежный транспорт, который мог бы доставить меня от гостиницы до здания суда. И тут Брюс выдал гениальную идею попросить одно из частных охранных агентств прислать за мной тюремный фургон. Выяснилось, что главный управляющий этой фирмы — близкий друг Брюса, ему-то и пришла в голову эта светлая мысль вместе с намерением содрать с нас за услуги весьма приличную сумму.

И вот в понедельник, ровно в девять утра, мы с Элеонор быстро, насколько позволяли мне костыли, прошли по галерее крыла «А», затем спустились вниз в лифте и оказались в вестибюле. Выходить пришлось через главную дверь гостиницы, что мы и сделали, затем преодолели еще футов шесть по тротуару и оказались в белом фургоне с затемненными стеклами, напоминающем по форме продолговатую коробку. Брюс все это время стоял на стреме. Сотрудники гостиницы наблюдали за этим спектаклем, раскрыв рты от изумления. Наверное, они приняли нас за беглых преступников, или безумцев, или и то, и другое вместе.

Нет необходимости говорить, что Джулиана Трента в этот момент нигде не было видно. И все равно — береженого бог бережет.

Тюремный фургон доставил нас прямо к зданию суда. Мы подъехали к нему с тыла, через ворота во дворе, так обычно в суды доставляют под охраной заключенных. В зал под номером один мы прошли по коридору подвального помещения, мимо камер, потом поднялись наверх. Элеонор позвонила к себе в ветеринарную больницу и предупредила, что сегодня не придет. И вот теперь она сидела в зале суда прямо позади меня, рядом с Брюсом.

— Что ж, прекрасно, — сказал судья. Кивнул судебному приставу, тот отправился за присяжными.

Пока мы их ждали, я оглядывал зал, украшенный большими портретами ныне покойных главных судей графства Оксфордшир. На стене, над тем местом, где сидел судья, красовался королевский гербовый щит с девизом: «HONI SOIT QUI MAL Y PENSE». «Горе тому, кто вынашивает злые замыслы» — то был перевод со старофранцузского, средневекового языка норманнов и династии Плантаге-нетов, правивших в ту пору Англией. Лично я переделал бы эту надпись. Как насчет: «Горе тому, кто творит зло»? По-моему, в самый раз. И куда больше соответствует этому месту.

Народу в ложе прессы набралось немало, но все же меньше, чем в самом начале, неделю назад. Интерес публики тоже немного угас, и из тридцати мест была занята лишь половина. В первом ряду, как всегда, сидели мистер и миссис Барлоу.

И вот в зал вошли пятеро мужчин и семь женщин и заняли свои места слева от меня, на скамье присяжных. Матери и отцы, братья и сестры, интеллигентные образованные люди и простые работяги — все они попали сюда волею случая. Ни в одном из них в отдельности не было ничего необычного или экстраординарного, но вместе им предстояла сложнейшая из задач — истолковать факты и решить, виновен ответчик или невиновен. Их никто никогда специально не готовил к выполнению этой задачи, у них не было инструкций, как действовать в том или ином случае. Вся наша судебная система опирается именно на такие группы людей, вершащих «правое» дело, прежде до суда ни разу не видевших друг друга, вместе принимающих исключительно важные решения по вопросам, не имеющим ничего общего с их опытом и повседневной деятельностью. Это одна из самых сильных сторон нашей системы и, одновременно, в ряде случаев — одна из слабейших, особенно на процессах, связанных с мошенничеством, где улики сложны и запутанны, недоступны пониманию простого человека.

Я всматривался в лица присяжных и наделся, что они успели хорошо отдохнуть за четыре дня. Потому как сегодня им понадобится проявить особое внимание и сосредоточенность, вникнуть в значение каждого представленного факта и прозвучавшего слова.

— Мистер Мейсон? — судья смотрел на меня со своего возвышения.

Настал мой час.

— Спасибо, ваша честь, — сказал я и поднялся. — Защита вызывает… — И тут вдруг во рту у меня пересохло, а язык стал казаться большим и неповоротливым. Я отпил глоток воды из стакана. — Защита вызывает мистера Роджера Рэдклиффа.

Роджера Рэдклиффа ввел в зал заседаний судебный пристав, указал ему, где занять место. А затем попросил назвать полное свое имя.

— Роджер Кимбл Рэдклифф, — уверенно и громко произнес свидетель.

Затем ему подали Новый Завет, попросили поднять над книгой левую руку и прочесть вслух с карточки: «Клянусь всемогущим Создателем нашим, что все, сказанное мной здесь, будет правдой, только правдой и ничем, кроме правды».

Вашими бы устами да мед пить, подумал я.

И поднялся, но, прежде чем успел что-то сказать, Рэдклифф обратился к судье.