Загадай число

— Если жертвы не встречались в одном и том же центре и вообще не были в одном и том же центре даже в разное время, какая нам разница, проходили они реабилитацию или нет? Половина безработных лентяев и так называемых творческих личностей в мире в наши дни проходят реабилитацию. Это классическая обдираловка налогоплательщиков. О чем это нам говорит, если даже они все и проходили чертову реабилитацию? Что кому-то их за это хотелось убить? Вряд ли. Что они были алкоголиками? Мы это и так знали!

Гурни заметил, что ярость стала его обычной реакцией, она перебрасывалась с темы на тему, как пожар.

Вигг, которой адресовалась эта тирада, никак на нее не отреагировала.

— Детектив Гурни говорил, что все жертвы, по-видимому, связаны каким-то еще образом, помимо алкоголизма. Я полагаю, что реабилитационный центр мог бы быть связующим звеном или частью такого звена.

Родригес брезгливо рассмеялся:

— Мог быть то, мог быть се. Сегодня постоянно звучат слова «возможно», «предположим», но никаких реальных зацепок я не вижу.

Клайн выглядел расстроенным.

— Давай, Бекка, скажи нам, что ты думаешь. Мы на верном пути?

— Это сложный вопрос. Не знаю, с чего и начать.

— Я упрощу тебе задачу. Ты согласна с теорией Гурни? Да или нет?

— Да, согласна. То, как он описал терзания Меллери из-за записок, — я верю, что это может быть запланированной частью ритуала убийства.

— Но ты, мне кажется, все же в чем-то сомневаешься.

— Дело не в этом. Просто… это уникальный подход. Мучить жертву — достаточно частая составляющая поведения серийного убийцы, но я никогда не сталкивалась с тем, чтобы это происходило на расстоянии, так методично и хладнокровно. Обычно мучение жертвы подразумевает физическое воздействие, благодаря которому убийца чувствует свою власть. Однако в нашем случае мучитель воздействовал на сознание жертвы.

Родригес наклонился к ней:

— Вы хотите сказать, что это не совпадает с паттерном серийного убийцы? — Его тон напоминал адвоката, нападающего на враждебно настроенного свидетеля.

— Нет. Паттерн понятный. Я просто говорю, что у него свой уникальный способ этот паттерн реализовывать. Большинство серийных убийц отличаются высоким интеллектом. Некоторые — очень высоким. Наш убийца, возможно, и вовсе не знает себе подобных.

— Хотите сказать, что он умнее нас?

— Я этого не говорила, — невинно произнесла Холденфилд, — но вы, скорее всего, правы.

— В самом деле? Давайте-ка я это запишу для протокола, — сказал Родригес ледяным тоном. — Итак, ваша профессиональная позиция такова, что бюро криминальных расследований не способно постичь логику этого маньяка?

— Еще раз: я этого не говорила, — улыбнулась Холденфилд. — Но, скорее всего, вы снова правы.

Желтоватое лицо Родригеса снова сделалось пунцовым от ярости, но тут вмешался Клайн:

— Бекка, но ты ведь не хочешь сказать, что мы тут бессильны.

Она вздохнула как учительница, которой достался класс тугодумов.

— Факты по этому делу пока что подталкивают нас к трем выводам. Во-первых, тот, кого мы преследуем, играет с нами в игры и ему это прекрасно удается. Во-вторых, он сильно замотивирован, хорошо подготовлен, внимателен и дотошен. В-третьих, он знает, кто следующий в списке жертв, а мы нет.

Клайн выглядел как человек, которому дали пощечину.

— Однако, возвращаясь к моему вопросу…

— Если ты ищешь свет в конце тоннеля, то есть один фактор в вашу пользу. Дело в том, что преступник — крайне организованный тип, однако есть шанс, что вскоре он потеряет контроль.

— Каким образом? Почему? Что значит «потеряет контроль»?

Пока Клайн задавал свои вопросы, Гурни почувствовал тяжесть в груди. Тревога настигла его вместе с кинематографически ясной картинкой: рука убийцы берет лист бумаги с восемью строками, которые он так опрометчиво отправил по почте накануне:

Передо мной твои дела лежат, как на столе.
Ботинки задом наперед, глушитель на стволе.
Таит опасность солнце, таит опасность снег,
Опасен день, опасна ночь, закончится твой бег.

Игру, что ты затеял, сыграем до конца,

Ножа дождешься в горло от друга мертвеца.
Как только его тело в могилу опущу,
Его убийцы душу до ада дотащу.

Медленно, словно бы с презрением, рука скомкала лист в крохотный комочек, и когда комочек стал не больше сжеванного куска жвачки, рука разжалась и дала ему упасть на пол. Гурни попытался прогнать тревожный образ из головы, но сюжет еще не исчерпал себя. Теперь в руке убийцы оказался конверт, в котором пришел стих, — стороной, на которой был написан адрес, с ясно различимой маркой, со штампом Уолнат-Кроссинг.