Загадай любовь

– Ш-ш-ш, – зашипела мама. Вообще разборки между нами были делом очень редким. Только в детстве мне могло попасть от старшей сестры из-за того, что я испортила ее вещи. Но с возрастом Алина стала намного терпимее и снисходительнее. Да и я почти не лезла на рожон. А теперь мы не могли сдержаться из-за любой мелочи. Тут же срывались друг на друга.

– Ты слышала, что она сказала? – возмущенно проговорила я, спрыгивая с подоконника.

Мама ведь была в курсе всей ситуации! Она знала, что инициатором тоже ужасного поцелуя была не я. Господи, зачем я вообще им об этом рассказала?

– Слышала, – кивнула мама, а затем повернулась к сестре: – Алина, извинись перед Наташей.

Алина наконец оторвалась от телевизора и посмотрела на меня немигающим взглядом.

– Что? – спросила она растерянно, будто только что очнулась от многолетнего сна. – Извиниться? Перед ней? Это она должна передо мной извиняться!

– Вот еще! Лучше терку лизнуть.

– Девочки! – ахнула мама. – Что с вами? Прекратите обе!

– Она целовалась с моим парнем! – закричала Алина.

– Уже после того, как вы расстались! – напомнила я. – Он же настоящий негодяй!

– И ты решила меня еще раз в этом убедить? – ехидно отозвалась сестра. Глаза у нее зло блестели, темная прядь упала на лицо, щеки раскраснелись… Ну хоть уже привычная бледность ушла.

– Конечно! Он – настоящий отморозок! – кричала я. Обычно нужно было постараться, чтобы вывести меня на эмоции. Как и Алину. Она – вечно позитивная и спокойная; я – безразличная и снисходительная. Но теперь мы ощетинились, как две дворовые кошки. Мама только растерянно переводила взгляд с сестры на меня. Я продолжала вопить: – И вообще, это он меня поцеловал!

– Потому что ты его спровоцировала!.. – Алина тоже вскочила с дивана. В какой-то момент мне показалось, что она схватит с журнального столика вазу и запустит ею в меня. – Эдик мне все рассказывал! Все, все! И как ты смотрела на него все время, и как касалась его, пока меня рядом не было, и как…

Я в ужасе посмотрела на маму и залепетала:

– Это неправда! Мама, честное слово, ничего такого не было!

– А я не хотела ему верить. Но теперь понимаю, что все сказанные тобою пренебрежительные слова в его сторону были исключительно для того, чтобы усыпить мою бдительность.

Я не верила, что родная сестра обвиняет меня в такой низости. Да, ей плохо. Ее мир рухнул. Но почему она в этом винит только меня? Что я ей сделала? Внезапно мне даже стало ее ни капельки не жаль. Она сама была слепа все это время.

– Да пошла ты… – произнесла я жестко, направляясь в коридор. Схватила куртку с вешалки. Из комнаты доносилось бормотание телевизора и мамин шепот: «Алина, ты не права… Ты вспылила…»

Вспылила? Она несправедливо обвинила меня во всех смертных грехах! Выставила какой-то падшей подлой девкой. Волна обиды и ненависти снова захлестнула меня, и я, натягивая куртку, выглянула из коридора в комнату.

– Отчасти ты сама виновата в том, что с тобой произошло! – зло заговорила я. – И в одном был прав твой обожаемый Эдичка: ты, Алина, безвольная тряпка, которая все ему прощала, и в итоге это привело к краху!

Алина не сводила с меня ненавидящего взгляда. Еще ни разу в жизни она не смотрела на меня такими глазами. Я могла представить со стороны, что мой взгляд был ничуть не добрее. Я поняла, что это – конец. Наверное, мы никогда не простим друг друга.

– Уходи, – спокойно сказала Алина.

И хотя я была уже в куртке и с шарфом в руках, все-таки нервно рассмеялась:

– С чего это мне уходить? Я здесь тоже живу, между прочим!

– Я не хочу тебя сейчас видеть, – проговорила сестра.

– Аналогично, – усмехнулась я, все-таки обуваясь. Оставаться сейчас в квартире рядом с сестрой у меня и у самой не было никакого желания. И перед тем, как выйти в подъезд, я выкрикнула: – Тряпка! Ненавижу тебя!

Еще никогда мне не хотелось так сильно обидеть сестру в ответ. Задеть, чтобы ей было еще больнее, чем есть. Я чувствовала вселенскую несправедливость.

Только оставшись одна на темной лестничной клетке, я дала волю слезам. Всхлипнула громко и жалостливо. Еще и еще. Горячие тяжелые слезы застилали глаза, скатывались по щекам. Я спустилась практически на ощупь, в спасении хватаясь за перила. Из-за слез и дороги толком не разбирала.

На улице надоевшая слякоть и снег с дождем. На обочинах – островки растаявшего снега. И ветер. Ледяной гудящий ветер, сбивающий с ног. Ну почему даже погода против меня?

Я шла по проспекту, вытирая непрекращающиеся слезы тыльной стороной ладони. Прохожие с удивлением косились на меня, но мне было плевать. Я старалась ни с кем не встречаться взглядом. На улице уже сгустились синие сумерки. Широкие украшенные витрины магазинов были ярко освещены. Порывистый ветер едва не сбивал с ног, но я упрямо брела дальше.