– Никаких МММ, но у меня дома бардак, – фыркнула Женька сбрасывая с дивана Ванькину одежду, сваленную кучей. Сам же Ванька оторвался вдруг от своей битвы с гоблинами и внимательно посмотрел на нее. – А ты в курсе, что на следующие выходные мы все приглашены на дачу к Нонне?
– Да, но она же со мной не разговаривает вроде, – пожала плечами Олеся.
Женька коротко поведала ей о том, что буря миновала и шашлыки ждут. Нонна сменила гнев на милость, а раз так…
– Ради твоего собственного блага лучше прибыть на шашлыки, а то это может быть расценено как подстрекательство и игнорирование.
– Но я не могу! Я же сказала, я работаю на фестивале, – развела руками Олеся. – На шикарном, международном, этническом, и у меня есть доступ к халявным билетам.
– Ну, не знаю… – протянула Женька, но Ваня уже «просек», о чем речь, и активно жестикулировал, развернувшись от компьютера. Понять его было не так уж просто, но суть была такая – он хотел халявы и фестиваля, а Олесю здесь и сейчас не хотел.
– Может быть, ты позвонишь Анне, расскажешь ей, а? Фестиваль называется «Лесные встречи», о нем можно и в Интернете прочитать. Вроде и погода хорошая. Там шашлыки и сделаем, – продолжала соблазнять ее Олеся.
Ванька же строил такие страшные рожи и так шипел, что Женька чуть не расхохоталась. Голый, гибкий, красивый, придурочный и вот, на тебе, хочет на какой-то дебильный фестиваль. Он вдруг изогнулся и пнул Женьку легонько в бок. И показал пальцем на себя.
– Слушай, может, тогда и Анькиного брата позвать? – заставила себя выговорить Женя.
Олеся удивилась.
– Ты же его ненавидишь! – воскликнула она и, как и все предыдущие фразы, эту Ванька тоже услышал через громкий динамик аппарата. Он скривился в деланой обиде, но Женька показала ему «фак» и продолжила разговор.
– Да, ненавижу, потому что он придурок. Но… раз билеты халявные. Пусть уж порадуется, болезный, – объяснила Женька, показывая Ване язык.
– Ну, пусть, – согласилась Олеся, поскольку ей в целом было все равно. – Так, еще раз, а почему я сейчас не могу к тебе прийти?
– Потому что мне нужно уходить, – пискнула Женька.
– Куда?
– На встречу. Это по поводу моего отъезда в Питер. Ладно, я тебе потом перезвоню, – и поскорее бросила трубку, пока Олеська не спалила ее окончательно.
Ванька рассмеялся в голос и перепрыгнул к ней на диван.
– Ты бы хоть оделся, что ли? – фыркнула Женька, когда он легким движением притянул ее к себе и принялся стаскивать с нее футболку, чему она сопротивлялась изо всех сил.
– Зачем это еще? Я лучше и тебя раздену. – Он продолжил бороться с ней, сосредоточенный и серьезный до невозможности.
– Этому не бывать. – Женька принялась вырываться и пинаться, но сила и молодость победили – она осталась в одном только лифчике, а Ванька, подлец, рассмеялся пуще прежнего.
– Напомни мне, что ты вообще тут делаешь? – спросила она, разглядывая его удивительно безмятежное, красивое лицо.
– Я тут готовлюсь к пересдаче сессии, – невозмутимо пояснил Ванька. – А ты меня готовишь.
– Тебя подготовишь, пожалуй. – Женька застыла на мгновение, а потом ему позволила склониться над ней. Все это походило на фарс, на какую-то глупую шутку. Она и Ванька? Что за ерунда, как вы могли подумать? Еще в лифте она сказала ему, что все это – результат ненормальной панической атаки, а также ее непомерно гипертрофированной неуверенности в себе. И от неумения вовремя сказать «нет». На следующий день, когда Ванька появился у нее на пороге со словами, что ему негде «приткнуться», она пустила его лишь потому, что ей было грустно, и потому, что он принес шоколадные кексы. Разве кто-то может устоять против этого? Но ночевать его она оставлять не собиралась. Однако ж, на тебе – Ванька торчал у Жени в квартире уже третий день и, кажется, даже не собирался уходить. А она, как ни странно, была этому рада. До чего можно дойти в самоунижении и отсутствии самоуважения.
– А когда ты скажешь подругам, что не едешь ни в какой Питер? – поинтересовался он, сонно играя Жениными волосами, сплетая из них какие-то непонятные косы.
– А когда ты им скажешь, что тебя не допустили до сессии? – парировала Женька.
Рядом с ним она мучительно металась между чувством долга и материнским инстинктом, который требовал немедленно заняться Ванькиным воспитанием, и непонятным, необъяснимым, чисто физическим восторгом от того факта, что у него такие невероятно красивые глаза и плечи и что движения его напоминают движения дикой, сильной пантеры на ночной охоте.
– Так я еду на фестиваль? – перевел он тему. – Я люблю такие фестивали, там обычно полно всяких прикольных чудиков.
– С прикольными чудиками у нас и тут недобора нет, – ухмыльнулась Женька. – К примеру, ты.
– Ой, только не начинай разбирать меня по косточкам, умоляю. А то ты любишь все разобрать на молекулы.
– Ничего я не разбираю. Просто то, что тут происходит – между нами… Наши отношения… – пробормотала она.
Ванька сразу разозлился и, перекатившись к ней ближе, совсем вплотную, приложил свою ладонь к ее губам.