Жил в доме Андрея я уже на постоянной основе, в его комнате и ночевал только лишь в его кровати. Вначале я чувствовал не совсем уютно от всех этих свалившихся на мою голову обновлений в личной жизни и все порывался смыться в свою бывшую комнату. Но эти попытки были быстренько пресечены и мне категоричным тоном объявили конкретные границы территории моего нынешнего обитания, по крайней мере, ночного. Смирился, а со временем и привык. Тем более, что Андрей делал все возможное для того, чтобы ночевать в одной с ним постели мне нравилось. И он своего добился. Я присел на этого придурка как на наркотик. Уже не мог без него. Без его рук, губ, горячего тела, которое я уже сам изучил вдоль и поперек и которое считал чуть ли не своей собственностью. Никогда не думал, что я настолько ревнивый... Неохотно расставался с Андреем по утрам, когда мы в очередной раз безнадежно проспав после практически бессонной ночи ,суетливо собирались, я на учебу, он-в свой собственный офис. Прогуливать, хотя бы даже первые пары, мне не разрешалось категорично. Поскольку посещаемость мной занятий проверял сам Ольшевский. Дядя Гена объявился уже на следующий же день после моего примирения с его другом. Заявился с утра пораньше в приподнятом настроении и легком подпитии... Разбудил, совершенно беспардонно вломившись в спальню Андрея, где мы дрыхли совершенно голые, да еще и накрепко переплетенные руками-ногами. Одеяло валялось где-то на полу, куда оно улетело еще ночью, так что перед Ольшевским мы предстали во "всей красе"... Мужчину наша эротишная обнаженка не особенно и смутила. Неопределенно хмыкнув при виде наших заспанных физиономий, особенно моей, так и полыхающей горящими от стыда щеками, мужчина пожелал нам доброго утречка. Хотя по его личному мнению "у нормальных людей это самое утро обычно начинается часов на пять раньше"...
Как выяснилось из его дальнейшего разговора с Верховским, друг и компаньон, мало того, что без предупреждения не явился на очень важные для их общей компании переговоры, но при этом еще и категорически не желал отвечать на многочисленные телефонные звонки как самого Ольшевского, так и своей собственной секретарши. Начав переживать о том, что во время очередных разборок мы вполне могли прибить друг-друга под горячую руку, мужчина решился приехать за другом собственной персоной и лично отконвоировать его в офис, где все еще томились в ожидании их потенциальные, крайне денежные клиенты.
Андрей собрался быстро. И пока он ускакал в ванную умываться, дядя Гена сурово наблюдая за тем, как я смущенно кутаюсь под его взглядом в одеяло, категоричным тоном мне заявил о том, что мой больничный закончился сегодняшним днем. И уже завтра мне предстоит с самого утра отправляться грызть гранит науки в институт, куда меня будет как обычно продолжать возить один из его водителей. Тяжело вздыхаю при этом грустном известии, но спорить по этому поводу не решаюсь. Единственное, что себе позволяю, так это весьма невинный на первый взгляд вопрос о том, как прошла поездка Ольшевского в Мюнхен. Небрежно наврав о том, что в Германии все было просто замечательно, дядя Гена ехидным тоном поздравил меня с началом счастливой семейной жизни, и пообещал в течении дня переправить все мои шмотки в новое жилище. При этом выразил горячую надежду на то, что мозг ему выносить своими бесконечными разборками мы, наконец, перестанем.
Новый год я встречал с Андреем. Только вдвоем. В его доме.
Легкий ужин под коньяк и горящий камин... Живая елка, которую накануне притащил нам Ольшевский вместе с целым пакетом стеклянных шаров, большую часть которых мы с Верховским благополучно перебили во время развешивания... Пропущенные поздравление президента и шампанское под бой курантов...
Просто безумная ночь, после которой мы уснули уже ближе к рассвету... Первое января... Сонное... ленивое, почти полностью проведенное в постели.
Непрошеная толпа родственников Верховского, заполонившая собой его дом второго января. Куча совершенно не нужных мне подарков, которыми меня засыпали эти странные люди. Особо выделился на их общем фоне Виталик. Этот здоровяк, подкараулив меня в тот момент, когда я решил посетить во время всеобщего застолья санузел, вломился следом за мной и, смущенно отводя глаза в сторону, впихнул в руки объемный конверт, после чего тут же торопливо смылся.
Когда же я распечатал этот нежданный "подарочек", то охренел окончательно... В конверте лежал паспорт на имя Евгения Валентиновича Ангелова, и предназначался он именно мне, так как именно моя фотография была вклеена на странице с основными данными. Помимо этого документа в конверте обнаружилась тонкая пачка тысячных купюр и очень короткая записка с сожалениями о том, что ничем большим для того, чтобы вырваться из лап удерживающего меня насильно извращенца, Виталик, увы, помочь не может.