Загадай желание вчера

И меня, конечно, совершенно не обрадовал репертуар. Мы учили всякие ужасные песни. Либо совсем детские и глупые про гусей и про «на зеленом лугу – ИХ ВОХ, я овечек своих стерегу! ИХ ВОХ!». Либо песни были чудовищно грустные. В основном там шла кровопролитная война, умирали солдаты и кружили черные вороны над их могилками. Мне эти солдаты уже снились, так я за них переживала.

Чтобы как-то скрыть, что у меня не хватает сил безостановочно тянуть туда-сюда меха и кнопки я нажимаю через раз не те, я очень громко пела. Прямо орала. К концу каждого занятия у меня садился голос, а учитель все время странно на меня косился. Дома тоже были не очень-то рады этому нововведению. Доволен был один папа, но я занималась, когда он был на работе, поэтому он не мог объективно оценить обстановку.

– «Полюшко-поле! Ехали по-по-по полю геро-о-и! Это Красной армии геро-о-ои! – изо всех сил орала я, чтобы как-то скрыть то, что я жму на одну и ту же клавишу всю песню. Я задыхалась. – Девушки плачут! Эх, милый в армию уехал!!!»

Кролик трясся в углу комнаты, а кошка шипела из-под кровати. Я уже просто задыхалась от этой песни, и мне казалось, что я онемею после нее навсегда.

– «Кони быстроходны, танки быстроноги!» – кричала я.

Потом пришлось исправиться и начать выкрикивать куплет заново, потому что там было наоборот – «кони быстроноги».

Потом я проорала, как быстро плавают подлодки, а корабли в это время стоят в дозоре, а в колхозе кипит дружная работа, и мне осталось осилить только финал – что это наша боевая песня. А после этого снова шел повтор про полюшко-поле.

Я закончила песню на пределе своих возможностей и стала кашлять.

На кухне заливался плачем маленький. Я сама готова была плакать. Даже мама была согласна, что аккордеон – это не мое. Но папа был непреклонен. Он, как Карл, вернее, Карл весь в нашего папу – оба редко упрямятся, но если уж заупрямятся, то все, никакие споры и уговоры не помогут.

Папа ужасно гордился, что его дочка играет на аккордеоне своего деда, и сказал, что если мне трудно дается аккордеон, то он, папа, найдет деньги на репетитора, который будет приходить к нам домой и играть вместе со мной.

Карл, услышав, что у нас в ближайшем будущем может образоваться в квартире сразу два аккордеона, наморщил лоб и о чем-то задумался.

Так все и продолжалось еще какое-то время. Даже Алеша, который очень любит военные песни, старался уходить из дома каждый раз, когда я садилась заниматься музыкой.

А потом, когда нам задали учить песню снова про поле, но уже про другое, на котором танки грохотали, солдаты шли в их последний бой, а молодого командира несли с пробитой головой, Карл решил действовать.

После репетиции этой песни я сидела на стуле, вцепившись в аккордеон, и плакала. Я задыхалась, у меня ужасно болело горло после пения, и все эти пробитые головы и умертвленные солдаты в окопах преследовали меня уже не только во сне, но и наяву. Когда я занималась, я оставалась в комнате одна, за мной плотно закрывали двери, но все равно слышно было прилично. Карл подождал за дверью, когда я затихну, и проскользнул в комнату с шилом в руке.

– У кролика очень тонкий слух. У него поэтому и ушки такие большие, – издалека начал он.

Потом он очень искренне и серьезно извинился передо мной, сказал, что, как говорит папа, тяжелые времена требуют тяжелых решений. И что, как сказал об этом Алеша, на войне это называется «допустимые потери». И проколол шилом меха в аккордеоне. Немного постоял молча и добавил, что, если будут расспросы, я могу сказать, что это он сделал. И он это подтвердит. Что он сделал это ради всех нас.

На этом моя музыкальная карьера окончилась.

9

Я сидела у себя в комнате и пыталась учить английский. Музыкой мне разрешили больше не заниматься, и с кружками отстали, так что наконец-то появилось время заняться этой проблемой. Тем более что времени оставалось все меньше, уже пролетела незаметно почти вся зима, состоящая из бесконечных хождений в Дом творчества и разучивания ужасно грустных песен про убитых солдат.

Английский шел очень туго. Я пыталась прочесть и перевести отрывок про какого-то бузинового мужика. То ли это такой буратино из бузины, то ли… А может, это такой специальный лесоруб, который рубит только бузину? «Businessman», – в который раз с грустью перечитывала я.

Я уже была готова позвонить Зюзину или моей Саше и попросить помощи, но Любовь Михайловна объяснила мне, что так я не смогу научиться и мне надо делать все задания самой, даже несмотря на то, что выходит из рук вон плохо.

У нас в гостях были Петя с Зоей, но мне нужно было разобраться с этой бузиной, и у меня не было даже времени посидеть с любимым братом и узнать, как у него дела. Но Зоя пришла сама. Она постучалась в комнату и попросила разрешения войти.

Зоя очень переживала из-за той зимней истории, когда она меня не так поняла и решила, что наши родители разводятся. Эта история не шла у нее из головы, и она думала об этой женщине, имя которой я отказалась называть (то есть о Наташе). И она пришла об этом обо всем со мной поговорить.