— Ммм-ах…, — закончив пить пиво, произнёс Боб. — Ну так и я о чём, брат, — указал на спрашивающего байкер. — Я ему кричу, да нет, даже уже ору!!! — последнее, реально, проорал он, от чего некоторые позакрывали уши. — А он как будто не слышит меня! Но я-то виииижу…, — прищурился он, едва пригнувшись, — что он просто издевается надомной. Я попробовал ещё раз, но, на этот раз он меня просто послал! Так ещё и палец — вот этот, показал! То есть: «на хрен», — оскорблённо развёл он руками оглядываясь на всех, от чего весь зал показательно ахнул. — Ну так и я о том же! Что я ему сделал? Я лишь старался…, ему…, от всей души — помочь!.. А он вот так…, — (снова ахнул весь зал причмокивая и якобы сожалея). — Ну, — пожал он грустно плечами, — ну а что мне оставалось делать? Ну не оставлять его — такого, на дороге, вот — такого, быстрого как комета! Опасного! Ну, я… Ну что я, — снова отхлебнул, после вытер свою бороду и добавил, — пришлось его остановить, — (пауза), — насильственно, так сказать. Ну, короче, я достал свою саблю, и как тогда, в годы борьбы за независимость, эээээх! — замахнулся он. — И сделал что был обязан. Да, — (кивнул он), — для чего меня отец создал. Отец?…, — посмотрел Боб в потолок, и после, показал сжатый кулак правой руки с поднятым большим пальцем вверх, и гордым кивком добавил, — я у тебя хороший сын. Ну короче: к-а-а-а-а-а-к — дал! По его, той самой руке, что и показала мне этот средний палец, и отсёк её к чертям собачьим. Райдер согнулся, схватился за обрубок, и-и-и-и-и-и — полетел…, кубарем по асфальту. Я уж думал ему конец, но — нет! Живучий…, засранец оказался. Я остановился; слез со своего коня; глянул на него…, а тот, вы себе не представляете! — словно сам был удивлён плескал он эмоциями. — Подорвался, и — давай на утёк от меня! Ну я байк свой снова завёл; развернулся не спеша, и сорвался в галоп в вдогонку. Ну, и…, — опустошил до дна он Боб свои остатки пива, и недвусмысленно кивая головой, окончил, — Ну и догнал. Ммм-да…, — (задумчивая пауза). — Но, вот — зачем!? — буквально взорвался он. — Зачем так гнать?! Зачем подвергать себя и других опасности! Ведь ты же можешь лишить своих детей отца или матери, или, — снова, с недвусмысленной болью закивал он, а в этот момент ему ещё подливали пива, — или, не дай бог, погубить другую семью. Разрушить семью. Ммм-да…, — отхлебнул он свежего, холодненького, что снова кусало за язык. — Скорость, ох…, — поморщился он, — она губительна, и не оправдана. Ну, написано же на знаках…, — протянул он так, словно воистину пытается переубедить, — кровью же написано…
«— Ууууууууууууууууваааааааауууууууууууу!!! — подобно комете пронёсся где-то там, за окнами, яростный спортбайк ревя что есть мочи своими прямотоками.»
— Кровью же…, — как-то нехорошо, и в тоже время — устало, оглянулся на промелькнувший в окне росчерк, что уже стремительно затихал, утопая в музыке заведения, — написано… Эх…, — (снова тяжкий, глубокий выдох), — пойду я — отолью, что ли, друзья мои. Хорошо? — как-то слегка неестественно улыбнулся он всем и кивнул. — А вы не разбегайтесь, я вам ещё много нечего ещё раз кажу. У меня рассказы, походу, — (и на тяжком выдохе), — поистине бесконечные…
— Конечно «Ханс», ну как же тут оторвёшься от твоих историй! Иди облегчи душу, но — возвращайся! А то без тебя и заведению нет смысла существовать! Ааа-ха-ха-ха! — захохотал крупный бородач в кожаном, мелькая начищенными заклёпками.
— А-ха-ха-ха, — засмеялся Боб, — Точняк брат! — и подмигнув, показательно указал на говорящего указательными пальцами.
Боб тяжкой походкой, явно не желая того, всё же — вышел, за главную дверь бара, и, остановился на ночном пороге, глубоко вдохнув прохладный ночной воздух…
Голова Боба, повернулась вправо… (Снова сидит на бордюре — бездомный, укрыв голову капюшоном. Пред ним лежит, по сему видимо — его шапка, разложенная, вязанная, чёрная, слегка потрёпанная).
Боб похлопал по карманам, отыскал тот самый, и, кинул пятьдесят баксов в шапку бедняге, похлопав последнего по левому плечу.
— Да хранит тебя отче, брат мой.
— Хранит…, брат мой, — как-то тяжко произнёс Боб выпрямляясь, — хранит, — закивал он. — хранит, — (тяжкий вздох), — лучше бы — отче, этих глупцов излечил от пороков, да соблазнов дьявола, а не меня бы хранил.
— Всему своё время брат мой, — как-то как совсем бесчувственно отвечал ему бездомный, — всему своё время, брат, всему своё время.
— Ммм-да…, — поднимая правую руку протянул Боб, меняясь в лице прямо на глазах. И с крайне холодной миной на лице, правая кисть байкера застыла на пару секунд пред его ухом, и…
«— Счёлк! — щёлкнули его пальцы, и щелчок этот — прогремел, подобно далёкому разрыву бомбы. И тут, неожиданно для нас, а для него весьма привычно, время, буквально — замерло…»
Боб, постоял так ещё пару секунд, оглядываясь…
После, как-то тяжко глянул налево, на свой байк…
Снова тяжкий вздох…
Но всё же, тёмный силуэт, что стоял на крыльце, тронулся с места и пошагал к своему «сине-светло-серому» байку…
Подошёл; оглядел; сел в седло; убрал подножку; и снова — тяжко вздохнул…