Загадка

— Во время нашей первой встречи Зорн сказал: «Роза и Курт пожелали, чтобы именно я принял вас. Для такого масштабного исследования вы выглядите слишком молодо. Что конкретно вам нужно от Розы и Курта?» — «Поговорить об их книгах, отце, дяде Юлии, может, о Лоте Най… да и о вас тоже. Кстати, вы носите фамилию преждевременно умершего великого швейцарского писателя». — «А, вы говорите о моем однофамильце! Его рак переносят на литературу. И где? В Швейцарии! Этой маленькой опухоли, зажатой между Францией, Италией и Германией, которую до сих пор никто не решился ампутировать. Мы здорово поиграли в Швейцарии! Два века спустя после известного письма Руссо мы развратили жителей Женевы, показав им комедию. И им понравилось! Очень ехидная комедия Розы. Только на следующий день до них дошел ее смысл. Но они уже приняли ее на «ура». Курт сыграл свою роль, а я — свою. Эта комедия говорила о нас. Мы были плохими. Курт слишком хороший писатель, но не актер. Точно так же как Арто[10] слишком хороший писатель, чтобы посвящать себя театру. Арто очень плохой драматург. Его «Семья Санси» — отвратительная пьеса, без капли жестокости, с невероятно наивными указаниями актерам. Тончайший писатель, но ужасный драматург!» И так далее. Зорн говорил и говорил, стараясь меня спровоцировать. Но я сохранял спокойствие и улыбался.

— То, что он говорил об Арто, особенно о его «Семье Санси», не кажется мне преувеличением, — прерывает его Поэт-Криминолог.

— Повторяю, этот человек был очень умным, обаятельным, с развитой интуицией и умел провоцировать собеседника. Он казался красивым насекомым, выискивающим самое уязвимое место, чтобы укусить. Ему явно хотелось, чтобы его любили и одновременно ненавидели. От него веяло то холодом, то теплом, и он умело это дозировал. Он все время шел по канату, понимаете? Но я сразу понял, что достаточно всего одного слова… слова, принадлежащего кому-то постороннему, чтобы пробудить его и заставить упасть.

— Вы действительно думаете, что наше поведение настолько сильно зависит от мнения других людей? — взволнованно спрашивает Следователь.

— Лично я в этом твердо уверен, — говорит Поэт-Криминолог.

— Вы, мой друг, кто знает всё о моей жизни и моих трудностях, — продолжает Следователь, обращаясь к Поэту-Криминологу, — вы, кто женился в тот же день, что и я, действительно думаете, что она не вынесла постороннего мнения о нас? Неужели брак мог бы погубить нашу любовь? Неужели она побоялась потерять эту любовь? Неужели ее требование, чтобы мы расстались, является доказательством любви? Когда я шел к вам через порт, то заметил на балконе ее номера в отеле красный платок — это условный знак между нами, говорящий о том, что она хочет со мной встретиться. Представляете, — обращается он к Литературоведу, — что она не желает звонить мне по телефону, предпочитая устраивать экспромты. У нее всего один маленький чемодан, который она держит все время открытым, словно готовясь в любой момент убежать. Вы не представляете, до чего она прелестная женщина! И такой она была уже в детстве и юности. «Будем жить настоящим, — без конца повторяет она, — будем жить каждым мгновением». Неужели наша любовь ей настолько дорога?

— Именно это я вам постоянно твержу, — отвечает Поэт-Криминолог, легонько похлопывая своего друга по плечу.

— О, извините, что прервал ваш рассказ о Густаве Зорне, — говорит Следователь. — Обычно я не смешиваю личные и профессиональные дела, но тут меня, к моему стыду, понесло.

— Ничего, — успокаивает его Поэт-Криминолог. — Вы в кругу друзей. И у меня есть предложение: а не пойти ли нам пропустить по стаканчику?

— Итак, — продолжает Литературовед, когда они устраиваются за столиком в Морском клубе, — Густав Зорн легко мог бы сойти за подозреваемого. От него исходили одновременно какое-то томное спокойствие и скрытая порочность. Он разговаривал с вами спокойным, необычайно любезным голосом с ласковыми интонациями, но в то же время вы чувствовали, что он в любой момент может взорваться. Его руки, казалось, душили воздух. Во время первого разговора мы то и дело переходили от Карла к Юлию, потом к Розе, Курту, Францу и Лоте, потом снова к нему, к нему, к нему одному! И так целый час, пока я находился под его обаянием. В момент расставания он мне со смехом сказал, что я выдержал первый экзамен и завтра в это же время могу встретиться с Розой и Куртом. Густав был из тех демонических ангелов, которые мечтают умереть как можно эффектнее, и это проскальзывало во всех его словах. «Смерть — наш друг, — как-то сказал он мне, когда мы познакомились поближе и я спросил, что он думает о книгах своей жены. — Роза пишет о смерти и больше ни о чем. Часы для нее остановились раз и навсегда. Роза, Курт и я поклялись, что, когда пробьет час, мы умрем вместе, но только весело!»

— Когда пробьет час?