Загадка 37 года (сборник)

Так Сталин раскрыл потаенную прежде суть конституционной реформы, Как теперь оказывалось, ради мирной, бескровной — в ходе предвыборной борьбы, в ходе альтернативных, состязательных выборов, — смены власти. Местной, как было сказано. Но каков будет уровень этой местной власти — районной, городской, областной, краевой, Сталин не объяснил. Видимо, сознательно.

Общественные же организации вполне могли послужить решению той задачи, которую поставил Сталин. Стать — в лице своих центральных органов и местных отделений — формальным, юридическим основанием для выдвижения «своих» кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР. Обеспечить тем появление нескольких конкурирующих между собою претендентов на высокий пост парламентария, если пользоваться терминологией Молотова. Породить настоящую, а не фиктивную предвыборную борьбу и острейшую состязательность на самих выборах. А только к этому и стремился Сталин, его соратники по реформированию. Не к смене генерального курса на построение социализма, а всего лишь к уходу с политической сцены дискредитировавших себя партократов.

* * *

Четыре дня спустя интервью было опубликовано всеми газетами страны. Однако уверенность Сталина, прозвучавшая в беседе с американским журналистом, должна была быстро обернуться разочарованием. Ни пропагандистских материалов по поднятым им вопросам, ни панегирических или хотя бы просто положительных откликов, как обычно бывало во всех подобных случаях, так и не последовало. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Их подменили ничего не значащими подборками под рубрикой «мировая печать о беседе тов. Сталина», в которых рассматривались исключительно внешнеполитические аспекты интервью. Даже «Правда» откликнулась лишь один раз, 10 марта, да и то передовицей «Самый демократический строй в мире»:

«Новая советская Конституция и выборы на ее основе, в которых примут активное участие и наши партийные, и многочисленные общественные организации, сыграют огромную роль во все жизни и дальнейшей расцвете нашей родины. Выявятся еще новые десятки и сотни тысяч людей, выросших культурно и политически и способных выдвинуться на большую государственную работу. Выявятся и люди другого сорта — обюрократившиеся, не желающие или не умеющие работать в органах управления так, чтобы «сделать наш труд более эффективным, нашу жизнь более культурной» (Сталин). Проверка массами советских органов на выборах будет вместе с тем, проверкой партией каждой партийной организации, проверкой того, насколько тесно связана та или иная организация с массами, насколько годных людей выдвинула она в органы управления, насколько умеет она отбирать и выращивать кадры управления, достойные сталинской эпохи расцвета социализма в советской стране».

На том обсуждение в советской печати важнейшего положения новой Конституции и основанных на ней выборов завершилось. И означало это лишь одно: не только широкое руководство, но даже часть аппарата ЦК — Агитпроп со Стецким и Талем, не приняли сталинской новации. Они не захотели хотя бы чисто формально одобрить опасную для слишком многих альтернативность при выборах. Ту состязательность, которая, как следовало из слов Сталина, лишний раз подчеркнутых «Правдой», напрямую угрожала положению первых секретарей ЦК нацкомпартий, крайкомов, обкомов, горкомов, райкомов. Их реальной власти.

Партократия отказывалась принять сущность политических реформ, но выражала свое несогласие своеобразно — демонстративным замалчиванием базисного положения новой избирательной системы, с которым и выступил Сталин. Обозначила тем возникновение совершенно необычной по форме оппозиции — латентной. Ничем внешне не проявляемой. Но именно потому никто — ни узкое руководство, ни ПБ, ни КПК не могли при всем желании предъявить претензий или обвинения кому-либо из широкого руководства. Более того, при такой обструкции невозможно было доказать и наличие сговора, некоего идейного единства, которое и лежало всегда в основе любой оппозиции.

* * *

В интервью, которое Сталин дал Говарду, речь шла не только о новой Конституции, предстоящих выборах, много внимания Сталин уделил и международным проблемам. Положению, которое сложилось после захвата японскими войсками в конце 1935 года шести уездов монгольской провинции Чахар и создания там еще одного марионеточного режима во главе с монгольским князем Дэ. Угрозе, возникшей в результате происшедшего для Монгольской народной республики. И тут же перешел к ситуации в Европе.

«Имеются, по-моему, — заметил Сталин, — два очага военной опасности. Первый очаг находится на Дальнем Востоке, в зоне Японии… Второй очаг находится в зоне Германии. Трудно сказать, какой очаг является наиболее угрожающим, но оба существуют и действуют… Пока наибольшую активность проявляет дальневосточный очаг опасности. Возможно, однако, что центр этой опасности переместится в Европу».