Мы двинулись по скрипучему песчаному ковру дальше. Автомат я держал наготове. Смоль всегда славилась тем, что здесь тучами роились зомбаки. Ученые, базирующиеся тут, даже периодически включали специальный прибор, который отпугивал мертвяков от их бункера, словно ворон с огорода. Но сейчас окрест было на удивление тихо. Ни заунывных стенаний, ни прочих подозрительных звуков, и, главное, никакой живности – мертвая тишина.
– Слишком тихо, – прошептал я. – Ой, не нравится мне это.
– С-с-согласен, – прошипел Мутант. – Где тихо, там беда.
Наконец впереди показался огромный котлован – подходы к нему были усыпаны все тем же толстым слоем песка. Сам бункер ученых все так же торчал на дне, вот только бункером уже не являлся: гигансткие дыры зияли тут и там, и я не сомневался, что, даже если тут кто-то чудом уцелел, эвакуация уже закончилась.
Озера Смоляного, которое располагалось сразу за котлованом, больше не существовало. Если раньше на этом месте была большая вонючая лужа, куда больше похожая на болото, где шастали зомби и резвились прыгуны, то теперь и это место было погребено под толстым слоем ядовито-желтого песка.
– Было Смоляное – стало песчаное, – невесело прокомментировал я. – Незадача, друг: никто нам тут ни на какие вопросы не ответит и содействие не окажет. Не повезло нам. Ладно, главное – сами целы. Хоть это радует.
Ветер тихо шуршал песчинками, то и дело поднимая их с барханов. Песка было много, берцы вязли в нем, и идти было жутко неудобно. Муту, несмотря на его огромный вес, на удивление легко давалась ходьба: он словно скользил по песку огромными лапами, практически в него не проваливаясь.
– Как думаеш-шь, это они меня сделали таким? – Мутант остановился и внимательно посмотрел на меня жуткими глазищами.
– Что теперь гадать? – пожал я плечами, продолжая движение и жестом показывая, что тормозить в мои планы не входит. – Всё возможно. Эта пустыня, к слову, тоже может быть делом их мозгов и рук. Бывает такое, когда эксперимент выходит из-под контроля. Вот взять тебя – ты же, получается, тоже вышел из-под контроля? Вырвался из лаборатории, сбежал на зараженные земли. И тоже можешь начать уничтожать Зону, как эти гребаные смерчи. Но у тебя, слава богу, интеллект достаточно развит, чтобы не натворить непоправимых бед.
– Куда мы теперь? В Пр-рипять?
– Да, туда. А там… – Я неопределенно повращал ладонью в воздухе. – А хрен его знает, что там. Вот дойдем мы до мертвого города, а дальше-то что? Где искать эти лаборатории? То, что они существуют, я практически уверен. Мы оба побывали в туннелях, а они, по слухам, связывают под землей эти самые лаборатории с… Ну, возможно, с Периметром.
– Я ш-шел под з-землей и не выходил на поверхнос-сть, пока не встретил тебя. З-значит, и обратно мож-жно попасть тем ж-же путем.
– Тогда подскажи, где найти вход! – саркастически усмехнулся я. – Или ты уже забыл, что из вентшахты можно попасть в настоящий лабиринт тоннелей, где ходи хоть сутками – а вернешься на то же самое место?
Неизвестность злила. Органически не перевариваю отсутствие информации. Я в сердцах поддел песок ногой, зловредные крупицы взметнулись в воздух и, гонимые ветром, попали мне прямо в глаза.
– Твою ж дивизию! – выругался я. Колючие кристаллики невыносимо резали глаза. Я изо всех сил пытался проморгаться. В конце концов мелкие песчинки вымыло катившимися ручьем слезами. Едва разлепляя веки, я достал фляжку, плеснул в лицо водой. Холод принес облегчение.
– Как ты? – участливо спросил Мутант.
– Ничего, жить буду, – ответил я.
– Больше всего меня интересует, откуда столько песка, – размышлял я вслух. – Такое ощущение, что его пылесосом из Сахары сюда подтягивает. Вихрь всегда появляется уже сформировавшийся, а потом лишь увеличивает объем и прочие размеры. Спрашивается – откуда берется этот объем? Ну, положим, «наждак» перемалывает в себе всё – органику, металлы… бетонные своды тоннеля тоже умудрился проесть. Разве что камень ему неподвластен, да и то не факт: может, он и камень бы расщепил на молекулы, если бы подольше постоял на месте. Но если он измельчает металлы и органику, то и вот эти кучи должны состоять из металлического крошева и органического пюре, правильно я говорю? А у нас в наличии самый обычный речной песок. Спрашивается, откуда он берется в таких количествах и куда девается переработанное им? Или внутри аномалии меняется весь атомарный состав веществ, вот эти всякие кристаллические решетки и прочее? Эх, жаль, я химию плохо в школе учил. Мут, а у тебя по химии что было?
– С-сахар-ра – тоже з-здешний город? Как Пр-рипять?
– Так. Пожалуй, имеет смысл устроить пятиминутку ликбеза. А то ляпнешь такое в приличном обществе – засмеют.