При каждом допросе появляется какой-нибудь «неизвестный», окружённый тайной! — вздохнула Ана. — «Неизвестный», выходивший из дому в час ночи, «неизвестный», позвонивший артистке и испугавший её, «неизвестный», написавший угрожающее письмо…
— Пока что их трое. А может быть, это всё один и тот же.
— Вполне возможно!.. Ну что ж, пошли! — поднялась Ана.
— Пошли!
— Ты известил Елену Фаркаш?
— Нет… я хочу сделать ей сюрприз.
— Да, приятный сюрприз! — пробормотала Ана и, открывая дверь комнаты, изобразила встречу с Еленой Фаркаш: «Знаете, мы из милиции… Мы занимаемся…» Конечно, она примет нас с распростёртыми объятиями!
Было десять часов утра. Сотрудники отдела ОСДЭ направились к Национальному театру.
В театральной мастерской
Елену Фаркаш они нашли в её мастерской, в студии Национального театра на площади Амзей.
Хотя ей не могло быть больше пятидесяти пяти лет, выглядела она очень старой. Лицо в морщинах, волосы совсем седые; на самом кончике носа торчали пресвитерские очки, стёкла которых не скрывали глаз, очень красных из-за требовавшей кропотливого труда профессии.
На женщине был накрахмаленный белый халат, на ногах — домашние тапочки. Она была погружена в работу. Рядом, держа в руках начатые или ещё не законченные парики, сидели три девушки. Самая младшая, лет пятнадцати, расчёсывала почти готовый парик.
Они были так заняты, что даже не услышали стук в дверь, так что Эмилю и Ане пришлось войти без приглашения.
Лишь теперь все повернули к ним головы.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила Елена Фаркаш.
— Мы хотели бы… Хотели бы оторвать вас на несколько минут… — с самым кротким выражением лица начал Эмиль.
— Я на части разрываюсь, никак не поспеваю! — воскликнула женщина. — Но в чём дело?
— Лучше бы нам поговорить в более уединённом месте. Не почему-нибудь, но мы хотим расспросить вас о вещах, которые не могут интересовать этих девушек… да к тому же мы оторвём их от работы.
— От работы вы нас и так отрываете, — пробормотала мастерица. Эмиль сделал вид, что не расслышал.
Дав девушкам несколько указаний в связи с париками, над которыми они работали, Елена Фаркаш перешла в соседнюю комнату, где у неё было что-то вроде собственного кабинета, и, поправляя на носу очки, взглянула на незваных гостей.
— Чем могу быть полезна?
— Знаете… она — студентка юридического факультета… последнего курса… — начал Эмиль.
Но так как мастерица стояла, скрестив руки и ничем ему не помогая, остановился.
— Я пишу работу о… старых уголовных делах. То есть, по криминалистике… — добавила Ана.
Женщина всё ещё не понимала. Она нервно пожала плечами и резко заметила:
— Меня интересуют только пьесы и персонажи, для которых я должна делать парики.
— Мы хотели бы, чтобы вы сказали нам несколько слов о случае, которому были свидетельницей! — уточнил Эмиль. — Речь идёт о Бёлле Кони.
— Свидетельницей? Я?.. Ох… Эта сумасшедшая танцовщица? — в сильном удивлении воскликнула Елена Фаркаш.
— Именно!
— Боже мой! Что это вам вздумалось? — перекрестилась женщина. — Почему вы не оставите мертвецов в покое?
Эмиль и Ана смущённо переглянулись, делая вид, что не понимают вопроса хозяйки.
— Я рассчитываю на вашу любезность… Данные, которые я могу получить от вас, могут оказаться очень важными для моей дипломной работы, — быстро подхватила Ана.
— Помните ли вы историю танцовщицы? — спросил Эмиль, делая вид, что не замечает волнения мастерицы.
— Как же мне не помнить? Такие вещи не так-то легко забываются! К тому же, меня обвиняли в краже её браслета. Господи, какой стыд! — воскликнула Елена Фаркаш, которая явно ещё сердилась на актрису за это несправедливое обвинение.
— Но ведь прямо вас никто не обвинял, — попытался успокоить её Эмиль.
— Разумеется! Но они даже в газете написали, что меня подозревали! Я чуть работу не потеряла! Хорошо, что ей никто не поверил, все знали, что она сумасшедшая.
Ещё одно открытие! Ана не ожидала, что такое старое обвинение ещё может вывести кого-нибудь из себя. Говорят, что время стирает всё, но поведение Елены Фаркаш доказывало обратное. «Её очень огорчило это подозрение», — подумала Ана, вспоминая фразу из заявления мастерицы: «У меня ведь четверо детей!» Эмиль прервал ход её размышлений:
— В конце концов было сказано, что актриса потеряла свой браслет по дороге, — попытался он успокоить женщину. Однако следующее её заявление снова насторожило обоих:
— Нет, она его не потеряла! Я знаю, что его украли, — настаивала мастерица.
— То есть как это — знаете?
— Это Нягу, электрик, украл его.
— Какой Нягу?
— Как какой? Любовник камеристки.
— Тот, за которого она вышла замуж?
— Точно! Я была уверена, что украл он, но не хотела настаивать. Пусть лучше думают, что она его потеряла, а то, если продолжать эту историю, они могли бы извлечь на свет божий ещё кто его знает сколько гадостей. Я не поручилась бы, что в деле не была замешана и камеристка.
— Но ведь камеристка познакомилась с Нягу только во время следствия, — нащупывал почву Эмиль.
— Это она пусть скажет своей бабушке! — засмеялась мастерица.
— Они были знакомы давно? — Эмиль с нетерпением ждал ответа.