Загадка белого «Мерседеса»

Но в северной Европе — и в Голландии, стране дождя, — дождя не было. Можно было рассчитывать, что люди хоть раз в жизни будут благодарны. Вместо этого, как обычно, раздавались громкие жалобы. Фермеры ворчали, рейнские шкиперы ругались. Уровень воды в Рейне был самым низким за десять лет и движение полностью остановилось.

Все эти странности мертвого сезона не волновали ван дер Валька. Ему казалось резонным, что погода может быть странной. Жизнь была странной. Он ни черта не мог понять. Ему казалось, что он понял Стама, понять де Винтера он не мог. Рейнские шкиперы ждали «пришествия» дождя, чтобы он поднял и раздул их возлюбленную реку. Он ждал дождя озарения.

Некоторое время все казалось простым. Был ли он слишком самоуверенным после своего дешевого успеха в Дюссельдорфе? Чересчур самонадеянным, быть может? Наказан ли он теперь, потому что был хвастлив и считал себя умником? Теперь он сидел в полной темноте и всем было наплевать. Главный комиссар был удовлетворен, как был удовлетворен и старый Самсон, когда, пожав плечами, списал убийство на Аполлолаан. Какая разница, как умер преступник? Ему самому тоже следовало на этом успокоиться. Но он не мог; это его терзало.

Сначала были сплошные поздравления. Он раскрыл тайну. Больше никаких беспокойств, никакой политики. Госбезопасность может идти спать, — они были счастливы, как он подозревал; им тоже не удалось узнать о Стаме ничего больше того, что знал он. Теперь он может начать, — сказал минхер Самсон, — заниматься своим собственным делом. Кто был человек с фальшивыми документами, застреленный при попытке к бегству амстердамским агентом, который поймал его на месте преступления во время взлома пакгауза на Рейннер Винкельскаде? Ван дер Вальку было на это наплевать, сердце его было в Бельгии. Но никто в высших сферах теперь этим не интересовался. Этот человек был мошенником, и умер он смертью мошенника, зарезанный, без сомнения, за надувательство каким-нибудь другим плутом. Чего же еще беспокоиться?

Это не объясняло ван дер Вальку, почему белый «мерседес»-купе был так беззаботно оставлен на улице.

На обратном пути из Дюссельдорфа он заехал в Фалькенсваард. Было только семь часов вечера, и крюк предстоял небольшой. У него было теперь некоторое представление о том, что он там услышит. Название Фалькенсваард, по-существу, должно было подсказать ему это раньше. Но тогда голова его была полна Германией; он предпочел игнорировать этот намек. Теперь, когда он знал, что Жерар де Винтер — бельгиец, его очень заинтересовал Фалькенсваард. Это — тихий, крошечный городок на бельгийской границе, на самом юге Голландии, в Брабанте. Там идет война, но никто в целом мире не интересуется этой войной и не имеет о ней никакого представления, хотя временами кое-какие сплетни и проникают в голландские газеты. Для людей же, которые живут вдоль этой раскинувшейся границы, от Мааса у Рэрмонда до моря у Бергена, война является очень важной частью их существования.

Начальник таможенной станции был высоким, худым мужчиной и выглядел представительно в своей хорошо сидящей форме. У него были мягкие, медлительные движения и мягкий, медлительный голос.

— Так вы — инспектор ван дер Вальк. Меня зовут Ройяард; очень рад с вами познакомиться. Садитесь. Хотите кофе?

— Благодарю. Я был в Мофланде, — больше в меня уже не влезет.

— У них кофе лучше нашего, во всяком случае. Пива? Бельгийского пива? — он подмигнул. Ван дер Вальк никогда не встречал раньше человека, который бы действительно подмигивал.

— Грандиозно. — Это было пиво марки «Стелла Артуа»; превосходное.

Уютная, теплая комната. На длинной стене висела огромная карта границы и глубинных районов со множеством отметок, сделанных маленькими флажками. В этих флажках было что-то забавное, ван дер Вальк встал, чтобы посмотреть, и ухмыльнулся. Каждый маленький флажок оказался купоном Нидерландской Государственной Молочной промышленности — королевский герб, голубой с серебром, который штампуют на каждом пакете с маслом в Голландии. Начальник таможни улыбнулся.

— Основной наш капитал. Все знаете об этом?

— Ничего, кроме того, что читал в газетах.

— Газеты, — с презрением; ван дер Вальк почувствовал к нему симпатию. — Ничего они не стоят.

— Тогда я ничего не знаю, но мне интересно.

— Я могу рассказать вам, — сказал Ройяард, набивая длинную прямую трубку. — Я-то знаю гораздо больше, чем мне бы хотелось. Но пока я не хочу отнимать у вас время зря. Я рад вас видеть; в своей депеше я не дал никаких подробностей, потому, честно говоря, что не знал, что давать. Фактов у меня нет, одни подозрения и предположения; вам они ни к чему, — резко потушив движением руки спичку, — Но теперь, когда вы приехали повидать меня, может, я и смогу быть вам немного полезен; и, может быть, вы сможете мне помочь. Этот человек, который умер, чью смерть вы расследуете, — мы его знаем. Не очень хорошо. Не так хорошо, как нам хотелось бы.

— Контрабанда масла?