– Мне достаточно отзыва доктора Робертсона, величайшего авторитета по наследию Эдгара По. Боюсь, добрейший доктор плохо разбирается в бизнесе, иначе он поступил бы как я. Он сказал мне об этом только потому… Словом, знаете, инспектор, мои винные погреба считаются превосходными. И я не поскупился даже на великолепный токай. Конечно, на следующий день он пожалел о своей откровенности. Он обещал Биттону хранить все в тайне и упрашивал меня не предпринимать никаких шагов. Я выразил ему свое сожаление.
Эрбор опять достал шелковый носовой платок и промокнул лоб.
– Значит, – подытожил доктор Фелл, – это была не просто находка, которая вас интересовала? Вы стремились завладеть рукописью, чтобы продать ее?
– Вот именно, дорогой инспектор. Манускрипт – где бы он сейчас ни находился – принадлежит мне. Могу вам напомнить… Я могу продолжать?
– Да, да, прошу вас.
– Мы легко уладили мое дело с мистером Мак-Картни, – удобно развалившись в кресле, продолжал Эрбор. – У него голова от радости пошла кругом. Он просто не мог поверить, чтобы какой-либо письменный документ, за исключением шантажирующих писем или писем с угрозой, о которых он упоминал, может стоить пять тысяч долларов. В лице мистера Мак-Картни я обнаружил страстного любителя чтения детективов… Следующей моей целью было… Вы догадываетесь, инспектор?
– Добиться приглашения в дом Биттона, – проворчал доктор Фелл.
– Не совсем так. У меня было приглашение остановиться у него. Могу заметить, что когда-то Биттон был обо мне высокого мнения. Правда, когда я приезжаю в Лондон, как правило, я никогда не останавливаюсь у знакомых. У меня есть свой собственный коттедж в пригороде, где я часто живу летом, а зимой снимаю номер в гостинице. Но мне нужно было соблюдать тактичность. Он был моим другом.
Эрбор опять извлек из кармана серебряный портсигар, но, видимо, вспомнил, что здесь нет пепельницы, и убрал его.
– Разумеется, я не мог ему сказать, – продолжал он, – «Биттон, дружище, я думаю, что у вас находится принадлежащая мне рукопись. Отдайте ее мне». Это было бы нетактично, и, думаю, в этом не было необходимости. Я ожидал, что он по собственному желанию покажет мне свою находку. Затем я осторожно повел бы дело, объяснил бы ему, в какие неудачные обстоятельства он попал, и сделал бы ему серьезное предложение. Поймите меня! За принадлежащую мне собственность я готов был заплатить ему цену, которую он назовет! Я старался всеми силами избежать недостойных перебранок и ссор.
Но, инспектор и вы, уважаемые джентльмены, поверьте, это было трудно. Вы знаете Биттона? Ага! Я знал его как упрямого, своенравного и скрытного человека, как маньяка, который лелеет свое сокровище, не желая делиться им с другими знатоками. Но я не ожидал, что с ним будет до такой степени трудно. Он не заговаривал о своей находке, как я надеялся. Несколько дней я пытался намеками навести речь на этот предмет. Я думал, что он просто не понимает, о чем идет речь, и опасался, что мои намеки становятся настолько откровенными, что озадачивают даже членов его семьи. Но сейчас я понимаю. Он все знал и подозревал меня. Он просто строже, чем обычно, оберегал свою тайну. Для меня это было неприятно. Тем не менее со временем я намеревался заявить ему о своих правах на рукопись. По закону, – вдруг спокойный голос Эрбора приобрел жесткие нотки, – я не должен платить ни пенни за то, что принадлежит мне.
– Так вы заключили или нет сделку с мистером Мак-Картни о купле-продаже рукописи? – поинтересовался доктор Фелл.
Эрбор пожал плечами:
– Фактически да. У меня был должным образом оформленный опцион сроком на три месяца. Разумеется, я не собирался выкладывать пять тысяч долларов за манускрипт, которого не видел, даже на основании сказанного доктором Робертсоном. Тем более за рукопись, которая могла быть утеряна или уничтожена к тому времени, когда я заявлю на нее свои права. Однако фактически она принадлежала мне.
– Значит, вы сказали Биттону, что она ваша?
Ноздри Эрбора затрепетали от злости.
– Разумеется, нет! А иначе разве он пошел бы на такой безумный поступок – стал бы искать помощи полиции, когда она исчезла? Но мы еще не дошли до этого. Представьте сложность моего положения. Я начал понимать, что, если я спрошу его напрямик, этот… этот одержимый может поднять скандал. Он мог отказаться и сомневаться в моем праве. Мои права легко доказуемы; но это будет означать задержку и всякого рода осложнения. И что хуже всего, он мог заявить, что потерял рукопись! Я представлял себе, что он вполне способен вызвать полицейского, чтобы меня выгнали из его дома.
Весь вид мистера Эрбора выражал острейшее нежелание видеть себя в этом положении. Генерал Мейсон деликатно покашлял, а доктор Фелл ухитрился покрутить свои усы, скрывая усмешку.
– И в этот решающий момент, – продолжал Эрбор, постукивая кончиком зонта по полу, – все разлетелось в прах! Рукопись украли. И заметьте, я – именно я – понес потери.