Загадка Безумного Шляпника

– Но, боже мой, не можете же вы всерьез полагать, что этот тип убил Филипа Дрисколла потому, что Филип выяснил, кто он? Это нелепость!

– Согласен, но стоит выяснить. Таким образом, какие наши очевидные шаги?

Тяжелые веки сэра Уильяма прикрыли глаза.

– Понятно. Филип регулярно давал в газету свои очерки. Один из них появился сегодня, в утреннем номере. Это означает, что он принес заметку вчера вечером. А если Филип был в редакции, то мог что-то сказать редактору…

– Вот именно. Это первое направление нашего расследования. Если случайно выяснится, что его сегодняшнее невероятное возбуждение было вызвано какой-то угрозой, вероятно, она была направлена в его редакцию или, по меньшей мере, он мог упомянуть там о ней. Это стоит проверить.

Раздался довольный, заразительный смех. Хэдли раздраженно вскинул голову и увидел, что доктор Фелл гладит собаку по голове и смотрит на нее, улыбаясь и прищурив один глаз.

– Чушь! – выпалил он. – Полная чушь!

– Неужели? – вопросил старший инспектор с преувеличенной вежливостью. – Не потрудитесь ли вы объяснить нам почему?

Доктор широко взмахнул рукой:

– Бог видит, Хэдли, вы отлично разбираетесь в тонкостях профессии полицейского. Но ничего не понимаете в журналистике. А вот я, к своему несчастью, разбираюсь в этом деле. Вы когда-нибудь слышали анекдот о начинающем репортере, первым заданием которого было написать заметку о большом митинге пацифистов в Вест-Энде? Так вот, он вернулся в редакцию с расстроенным видом. «Где же твой репортаж?» – спросил старший редактор. «Я не мог собрать материал, – сказал юнец, – митинг не состоялся». – «Как не состоялся? Почему?» – «Ну, – промямлил наш молокосос, – не успел первый спикер что-то сказать, как кто-то швырнул в него кирпич. А потом лорд Динуидди провалился сквозь барабан, и везде начали драться, колотить друг друга по голове стульями, и, когда я увидел через распахнутую дверь «черную Марию», я понял, что никакого митинга не будет, и ушел».

Доктор Фелл грустно покачал головой:

– Примерно такую картину вы себе и представляете, Хэдли. Неужели вы не понимаете: если Дрисколл что-то выяснил, а особенно если ему угрожали – это было бы сенсацией!!! Это вышло бы с огромным заголовком: «ШЛЯПНЫЙ ВОР УГРОЖАЕТ РЕПОРТЕРУ НАШЕЙ ГАЗЕТЫ!» Наверняка он сказал бы об этом в редакции – он же так стремился получить место в штате. Самый тупой новичок в газетном деле не упустил бы такую возможность. Не говоря уже о таком самоуверенном, чью статью вы видели сегодня утром на первой полосе.

– Может, он и не был таким уж уверенным, – недовольно возразил Хэдли, – если так нервничал. Он мог это скрыть.

– Погодите. Вы ошибаетесь, – вставил свое слово сэр Уильям. – Нужно отдать мальчику должное – каким бы он ни был, но только не трусом. Он никогда не впал бы в отчаяние из-за боязни расправы. Он расстраивался только… только из-за неприятностей, о которых вы уже слышали.

– Но он сказал…

– Не в этом дело, – терпеливо продолжил доктор Фелл. – Опубликование такого рода вещей никому бы не принесло вреда. Они могли написать, что нашли важную улику или что шляпный вор угрожал расправой их репортеру. В первом случае это послужило бы только предостережением для вора. Во втором было бы рекламой, которой прежде всего и добивался наш герой – посмотрите на его поведение. Так что такого рода огласка никому не повредила бы, зато наверняка помогла бы молодому Дрисколлу получить место в газете.

– А если он действительно выяснил, кто этот человек?

– Ну, тогда газета связалась бы с полицией, а Дрисколлу воздали бы должное и предложили службу в редакции. Как вы можете думать, что в тот момент кто-то действительно боялся человека, который казался всем просто каким-то шутом гороховым? Нет, нет и нет! Со своим чувством юмора вы забываете о цилиндре, надетом на труп. Но думаю, существует другое объяснение. Я готов согласиться с заявлением сэра Уильяма, что юноша не был трусом. Так чего же он все-таки боялся? Вот о чем предлагаю вам подумать.

И он перенес свое внимание на собаку.

– У меня есть что вам сказать, только потом, – буркнул старший инспектор. – А сейчас продолжим. Генерал, у вас есть предположения?

Генерал Мейсон курил, погрузившись в угрюмое молчание. Вынув сигару изо рта, он покачал головой:

– Никаких! Кроме того, что уже сейчас ясно – он был заколот, а не застрелен стрелой. Об этом я все время и думаю.

– Мистер Рэмпоул? – Хэдли заметил, что американцу не по себе, и ободряюще поднял брови. – До сих пор вы благоразумно хранили молчание. Есть какие-нибудь идеи?

Три пары глаз в ожидании уставились на него, и Рэмпоул попытался принять как можно более небрежный вид. Этот случай мог оказаться проверкой того, сможет ли он после сегодняшнего дня услышать что-то еще об этом деле. Он не мог выдвинуть свои идеи, как самонадеянный школяр, но, раз уж его спросили, следовало говорить по существу.