Загадка Бомарше

P. S. («Записано графом позже, на полях». – Прим. К.Скотта.) Когда королеву уже заключили в Тампль, толпа выволокла герцогиню из дома, над ней надругались, а потом убили. Но и этого зверям показалось мало. Они отрубили ей голову и на пике принесли к Ее окну в Тампле. И голова той, которую Она так любила, с запекшейся кровью, с выбитыми зубами, с распущенными волосами, которые вымазали в дерьме, глянула на Нее. И Она потеряла сознание…

Звери! Звери! Исчадия ада!

Но это все случится потом. А тогда, в июне, я узнал, что в Париже был подписан обвинительный акт и выдан ордер на мой арест «как главного виновника бегства королевской семьи».

14 августа в Вене император Леопольд наконец-то принял меня. Он говорил много и… не сказал ничего конкретного.

И только мой добрый король Густав призывал державы начать войну за освобождение королевской семьи. Но призыв остался без ответа. Все то же: те, кто хотели, не могли, а те, кто могли, не хотели.

Декабрь 1791 года. Без Нее время перестало существовать. Все это время я вел переговоры и переписку со всеми иностранными дворами. И с Нею.

Она по-прежнему заклинала меня в письме: «Не приезжайте к нам!» Но… прислала мне кольцо, на котором были три лилии и надпись: «Трус, кто покинет Ее!» Как это ни печально, но, к сожалению, исходя из этой надписи, должно признать, что единственный храбрец во Франции – я.

Все давно покинули их…

Так я понял: Она меня ждет.

15 декабря 1791 года. В очередной раз после тщетных уговоров в Вене я вернулся в Стокгольм. Шел мокрый снег при ветре с моря. Я отправился во дворец (как он мал, жалок в сравнении с Версалем!).

Добрый король Густав предложил безумную идею: похитить Семью и вывезти морем.

Вот план Его Величества: Людовик во время охоты должен ускакать в лес, где его будут поджидать наши люди и увезут к морю. Королеву с детьми и принцессой Елизаветой должен увезти к морю я – другой дорогой.

Но о какой охоте могла идти речь, если после неудачного побега их не выпускали из Тюильри?!

Помню, я все-таки вступил в переговоры с верными людьми… и, к своему изумлению, вскоре понял, что план лишь казался безумным! Выяснилось, что нынче в Париже все можно купить. Пока чернь безумствует и льет кровь, вожди уже делают состояния.

Шевалье де Мустье, замечательно проявивший себя при побеге, и на этот раз оказал мне неоценимую услугу. Он познакомился с неким X., весьма важным человеком в Якобинском клубе. За очень большие деньги этот субъект, близкий к Дантону, взялся добиться для короля разрешения охотиться. И за еще большие деньги – провести меня во дворец.

4 февраля 1792 года я покинул Брюссель.

8 февраля в 9.30 утра я, ведомый опытным проводником, перешел границу. До столицы добрался без всяких приключений.

13 февраля в 5.30 вечера при дожде со снегом я въезжал в Париж. В трактире на улице Бак я встретился с Мустье. Он передал мне ключ от потайной двери в Ее покои. Оставив своего слугу в трактире, я направился прямо в Тюильри. Не скрою, меня мучила мысль: а вдруг все эти предложения X. были хитрой ловушкой и меня попросту арестуют в Ее покоях? Я не боялся смерти. Я боялся, что таким образом они скомпрометируют и погубят Ее. Эта мысль заставила меня дважды останавливаться на пути.

Но желание увидеть Ее…

И я шел дальше!

Подкупленный гвардеец, как и было обещано, ждал меня в условленном месте и провел во дворец. Потайным ходом я прошел к Ней… Она ждала меня… Я хотел сказать Ей о своих опасениях, но когда увидел Ее… [Далее зачеркнуто.] Короля не видел.

Опасения оказались напрасными! Я оставался во дворце… [Далее зачеркнуто.]

Самые счастливые… [Далее зачеркнуто.] Сутки я был во дворце. И только 14 февраля в 6 часов вечера увидел короля. Когда я начал излагать план бегства, он прервал меня и сказал, что не желает даже слушать об этом. «И не только потому, что новая попытка не будет успешна – ибо таково мое вечное невезение, – но как честный человек, давший слово Национальному собранию никуда более не бежать».

Ее лицо при этих словах… Ее несчастное лицо! До смерти буду помнить его, до смерти оно будет разрывать мне сердце…

В 8 часов я ушел из дворца, чтобы никогда не увидеть Ее. Гвардеец той же дорогой вывел меня на улицу. Я решил не встречаться с X., лишь уезжая, написал ему письмо, где сообщил, что «К. не нуждается в разрешении на охоту».

И теперь, по прошествии стольких лет, я не знаю, что стояло за обещанием X. Коварство, жестокая игра, чтобы заставить Ее и короля предпринять еще одну попытку бегства и окончательно расправиться с ними? Или действительно «бешеный» якобинец готов был продать за деньги свою революцию?

19 февраля я оставил Париж. Вернулся в Брюссель при теплой дождливой погоде.

21 марта 1792 года, Брюссель. Только что узнал: 16 марта на балу стреляли в короля Густава… О безумный, безумный, развращенный дьяволом мир!

29 марта. Мой добрый король умер. Это был великий монарх. Теперь надежды нет…