Загадка Фишера

Реализуя свой замысел, Фишер всегда учитывал такой немаловажный фактор, как время. Вне зависимости от характера позиции он играл в темпе часового механизма, избегая цейтнотов и оставляя на контрольный 40-й ход солидный запас в 15 – 20 минут. «С таким расчетливым шахматистом, – отмечали критики, – играть особенно нелегко». Отсюда, рассуждали они далее, ясно как то, что «Бобби-компьютеру» под силу решение самых разноплановых задач, так и то, что для его алгоритма не имеет значения личность соперника – он играет только против белых или черных фигур!

«Игра американца – в сущности не игра, а какая-то дьявольская, чуждая публике техническая процедура, – писала югославская газета «Борба» в дни «матча века» в Белграде (1970). – «Программа» Фишера похожа на некую узкоспециальную научную диссертацию – но она практически безошибочна!»

Сетуя на сухость, подчеркнутый рационализм его игры, некоторые скептики провозгласили, что Фишер не является новым Капабланкой, поскольку не «чудо-техник», а только «талантливый механик». Все идеи Фишера, утверждали они, уже апробированы другими, их можно почерпнуть в любом учебнике шахматной игры. Отсюда-де и ограниченный дебютный репертуар – из боязни импровизации, опасения выйти из круга хорошо изученных проблем.

Пусть он даже гений метода и порядка, предлагали разумный компромисс другие, но никак не художник, творец, в сомнениях и муках рождающий новое слово! А если и велик, то как гениальный эпигон…

Оставался, правда, «неудобный» вопрос: так почему же он побеждал?

Двух мнений быть не может – мышление Фишера действительно конкретно, а «правильная» игра его хотя и практична, но отнюдь не суха. Для того чтобы обогатить апробированные идеи новым содержанием, он располагал широким арсеналом методов и средств: трансформацией дебютных систем и лавированием на разных участках доски, сочетанием тактических идей и парадоксальными «ходами-выстрелами» в цепи форсированного варианта, нагнетанием угроз с целью лишить соперника эффективной контригры и умением в нужный момент избежать тягот пассивной защиты.

О действенности такой стратегии много говорить не приходится: «загадку» Фишера не смогли разрешить даже те, кто обычно демонстрировал гроссмейстерский класс и, казалось, досконально знаком с нюансами его творчества! Очередной парадокс? На сей раз никакого парадокса. В каждом следующем матче перед публикой и экспертами был «новый» Фишер, практично использовавший последнее слово теории, по не забывавший и об индивидуальности соперника. Вопреки молве он демонстрировал оригинальные идеи, а если и появлялись планы и замыслы без блеска новизны, где конкретный расчет берет верх над обобщенными умозаключениями, то по шаблону играл, как правило, не он. Используя весь потенциал позиции и оказавшись сильнее в счетной игре, Фишер загонял оппонента в цейтнот и создавал предпосылки для решающей ошибки. Причем некоторые из них объяснялись не столько разницей в классе игры, сколько недостатками мышления, присущими всем.

Не в этом ли новое слово Роберта Фишера, секрет его громких побед над сильнейшими шахматистами второй трети XX столетия?!

Глазами экспертов

I от божьей искры…

ДЖЕК КОЛЛИНЗ (США): «Такие гении, как Бетховен, Леонардо да Винчи, Шекспир и Фишер, рождаются из головы Зевса. Они генетически запрограммированы и знают, до того как им объяснят, что к чему. О Бобби Фишере я, пожалуй, могу сказать словами известного учителя музыки Венцеля Ружички, сказавшего о Франце Шуберте: «Он учился у самого Бога!»

ГАРОЛЬД ШОНБЕРГ (США): «Лучшие партии Фишера – это эстетическое сочетание логического мышления и творческого воображения. Все в его игре – внезапный ли выпад или обдуманная жертва – носит на себе печать высшего искусства. По красоте его комбинаций, по технике, по умению находить скрытые ресурсы Фишера можно сравнить с великим композитором, создающим из двенадцати звуков гаммы композицию, которую менее одаренный даже не может себе представить».

ПОЛЬ ВАЛЕРИ (Франция): «Раннее развитие «Моцарта шахмат», необычная манера игры, а также бесконечные капризы создали Фишеру известность в шахматных кругах… Его прогресс был фантастическим».

ЭДМАР МЕДНИС (США): «Еще юношей Фишер представлял собой силу, с которой приходилось считаться. Ему было всего четырнадцать лет, когда он стал чемпионом Америки (1957), Это достижение сразу же заставило увидеть в нем не ребенка, а взрослого человека в мире современных шахмат».