Р. ФИШЕР: Я читал книгу о жизни Морфи. Он происходил из богатой семьи в Новом Орлеане. Еще при жизни стал шахматной легендой. Совершил путешествие в Европу, где его противниками были шахматисты, с которыми он никогда прежде не встречался. И всех победил. Некоторым поначалу проигрывал, но потом, освоившись с их манерой игры, сокрушал. Причем не только слабых противников, но и таких, как Андерсен. Никто не остался непобежденным.
ВОПРОС: Однако наше время, вероятно, уже не может дать ни одного шахматного Колумба. Теперь побеждать труднее…
Р. ФИШЕР: Да… В моих партиях часто случалось, что я видел красивую комбинацию, но осуществить ее не удавалось, так как ее видел и соперник. Он мог, например, отдать пешку и перейти в затяжной эндшпиль. Но Морфи не виноват, что его противникам это часто бывало не под силу.
ВОПРОС: А если бы Морфи выступал в современных турнирах?
Р. ФИШЕР: Он добился бы хороших результатов, но надо месяцев шесть на подготовку. Впрочем, даже без этого он мог бы спокойно сесть за доску, играть и выигрывать.
ВОПРОС: Допустим, его противником стал Фишер…
Р. ФИШЕР: Мог бы Фишер победить Морфи? Да, однако он был великим игроком, редким талантом. Теперь шахматисты больше знают, теория усовершенствовалась и развилась. Морфи было бы тяжело играть и с мастерами, ибо они отлично знают теорию. (1969)
ВОПРОС: Значит, итог матча Фишер – Морфи был бы все-таки предрешен?
Р. ФИШЕР: Не знаю, чем бы кончилось дело… (1970)
ВОПРОС: Вы считаете себя лучшим шахматистом всех времен, сильнее Ласкера, Капабланки, Стейница, Морфи?
Р. ФИШЕР: Мне не нравится, когда такие вещи появляются в печати, но на Ваш вопрос я могу ответить только утвердительно. (1961)
ВОПРОС: Кого Морфи победил бы из современных шахматистов?
Р. ФИШЕР: Трудно сказать, но, как я уже отметил, он успешно выступил бы в турнирах.
ВОПРОС: Почему, на Ваш взгляд, Морфи отошел от шахмат?
Р. ФИШЕР: Возможно, он разочаровался в шахматной сцене и ее актерах. Морфи считал, что многие из них недостойны высокого предназначения шахмат. Особенно на него подействовал срыв матча со Стаунтоном. В ходе переговоров о матче Стаунтон всячески избегал встречи, потому что не сомневался в своем поражении. Но Стаунтон хотел представить дело так, будто Морфи отказался от игры.
ВОПРОС: Можно ли утверждать, что Морфи величайший шахматист в истории, даже не игнорируя довольно высокий уровень теории сегодняшнего дня?
Р. ФИШЕР: Трудно сказать. Шахматы прогрессируют… Здесь, как в боксе. Удалось бы кому-либо из боксеров прошлого победить Мохаммеда Али?
ВОПРОС: Охарактеризуйте стиль Морфи. В чем секрет его превосходства?
Р.ФИШЕР: Я восхищен его фантазией, стилем… А в двух словах… Очень емкий, блистательный стиль. Морфи отлично понимал своих соперников. Это главное. Он был великим шахматистом. Мне бы хотелось сразиться с ним.
ВОПРОС: А есть ли, на Ваш взгляд, партия, наиболее полно характеризующая его стиль?
Р. ФИШЕР: Прекрасная победа над герцогом Брауншвейгским и графом Изуар. Это была легкая партия, но многие легкие партии Морфи остались в истории как шедевры, настолько интересно он играл… Любопытно, что в одном моем сеансе одновременной игры в Сараево в двух партиях встретился тот же дебютный вариант. Может быть, мои соперники хотели проиграть так же, как консультанты против Морфи?
ВОПРОС: Вам нравится эта партия?
Р. ФИШЕР: Очень! Это исключительно красивая партия. Морфи и сам с удовольствием отозвался о ней.
ВОПРОС: А могли бы Вы по тому же принципу назвать десятку величайших мастеров в истории шахмат?
Р. ФИШЕР: Пол Морфи, Говард Стаунтон, Вильгельм Стейниц, Зигберт Тарраш, Михаил Чигорин, Александр Алехин, Хосе-Рауль Капабланка, Борис Спасский, Михаил Таль и Самуэль Решевский. (1964)
ВОПРОС: Охарактеризуйте каждого представителя Вашей десятки.
Р. ФИШЕР: Версия о том, что ПОЛ МОРФИ проиграл бы лучшим шахматистам современности, очень далека от истины. В матче Морфи победил бы любого из живущих сегодня. В открытых дебютах за последние сто лет не было значительных улучшений, и природного таланта Морфи было бы достаточно, чтобы победить лучших игроков XX столетия. По точности игры Морфи, вероятно, превосходил всех когда-либо живших шахматистов. Он обладал абсолютным видением доски и никогда не допускал промахов, несмотря на то, что играл очень быстро, лишь в редких случаях тратя на обдумывание хода более пяти минут. (У его противников на это часто уходили часы: шахматных часов в ту пору еще не существовало.)