Загадка гибели СССР. (История заговоров и предательств. 1945-1991)

Вот сценка, вероятно, знакомая нашему читателю. Вы звоните по телефону в учреждение: „Мне надо поговорить с товарищем Ивановым“. „Его нет!“ И в трубке слышатся гудки. Вы недоумеваете: что значит его „нет“: болен, вышел покурить, на совещании, уехал в командировку? Снова набираете номер. В ответ более резко: „Я же сказала, его нет!“ „Простите, как ваша фамилия?“ „А вам не все равно? Повторяю — Иванова нет!“ И трубка опять повешена. Вы начинаете нервничать, звоните в третий раз: „Девушка, прошу вас, не бросайте трубку. Мне Иванов нужен по срочному делу“. С другого конца провода слышится: „Товарищ, вы мешаете мне работать. Ведь я уже дважды вам сказала, что Иванова нет! Он в отпуске и вернется через три недели“. „Так почему же вы этого не сказали сразу? Кто его заменяет?“ — „Не знаю“.

В Америке такие разговоры происходят несколько по-иному. Вы звоните, скажем, в фирму „Дженерал электрик“. В ответ звучит спокойный тренированный голос: „Фирма „Дженерал электрик“, говорит мисс Джонс“. Спрашиваете: „Можно к телефону мистера Смита?“ Лаконичный ответ: „Мистер Смит в отъезде. Вместо него мистер Корни, его телефон (такой-то). Соединить вас с ним?“» [2.13.СС.173–174].

Указанное сравнение принадлежит доктору экономических наук В. И. Терещенко — он до середины 1950-х гг. жил в США и многое видел, тем больнее было ему сознавать, как используются «преимущества социализма»: «У нас в Союзе масса искусственно создаваемых препятствий. Сплошь и рядом они влекут за собой непроизводительные затраты времени. Всяческие бюрократические препоны. Перестраховка. А уж безответственность — просто массовое явление! За всем этим — десятки, да что там, сотни тысяч упущенных возможностей улучшить жизнь. По правде говоря, при максимальной отдаче работе я делаю лишь треть того, что мог бы сделать в Америке. Очень обидно! Время необратимо…» [2.15.С.13].

Главной же ошибкой «товарищей», приведшей затем к катастрофе, было слепое абсолютное следование (да и то в идеале) тому пониманию марксизма (оставлявшим, как и всякая идеология, широкое поле справа и слева для свободного необязательного толкования), которым грешил тот или иной генеральный руководитель. Не просто отсутствие надежного механизма критики снизу, но, наоборот, заглушение его, не синтез, а наоборот, обязательная, аккуратная критика «в то же время имеющихся отдельных недостатков». (М. С. Горбачев открыл шлюзы, перенацелил русло, и вот он результат: нет вожделенного социализма, нет СССР.) Мир все более усложнялся. Практика построения «социализма» все более упрощалась. Отражение реальных процессов опошлялось, примитизировалось, загонялось в догматы. «Волюнтаризм» в Третьей Программе КПСС имел тот смысл, что к 1980-м гг., не достигнув коммунизма, советский народ был бы вынужден вообще отказаться от этой цели.

Справка № 1 «Мозговые центры» СССР. 1953-1985

Термин «мозговой центр» не так уж широко известен, хотя писалось об этом институте управления на сегодняшний день много, но не всегда в таком объеме, чтобы на это однажды обратила, внимание и навсегда запомнила самая широкая публика. Поэтому необходимо дать пояснение, что это вообще такое. «„Мозговой центр“ — наименование формально организованного совета экспертов и специалистов в различных областях политики, экономики и др. отраслей знания при высшем руководстве страны или главе государства (президенте), а также неформального окружения из советников, интеллектуалов, знаниями которых пользуется руководитель страны или отдельного ведомства. Понятие „М.ц.“ вошло в употребление в послевоенные годы (например, „Мозговой центр Кеннеди“), когда роль науки в политике резко возросла, а сами общественные, политические, военные и иные науки развились настолько, что оказались в состоянии оказывать значительную помощь руководящим учреждениям власти в принятии ответственных решений. „М.ц.“ могут объединять значительное число специалистов — несколько сотен и даже тысяч человек. Они обычно нестабильны, могут формироваться в зависимости от потребностей момента и от личных качеств руководителя и его склонности обращаться к научному знанию и ценить его. Экспертные оценки политических, военно-политических, военно-стратегических и др. ситуаций способствуют значительному повышению профессионализма политики» [54.С.184].