«Чудеса…» не сообщают о способе гадания, предпринятого Хацоном, но зато говорят о цели и результатах оного. Характерно, что византийский автор не ставит под сомнение правдивость информации, полученной язычником с помощью гадания. Славянский экзарх, как ему и было предсказано гаданием, оказался в осажденном городе, правда, не в той роли, на которую рассчитывал. И хотя, конечно, без помощи Господа и святого Дмитрия городу не обошлось (более того, это объявлялось «необычайным чудом, достойным упоминания»), компетентность языческого «пророчества» не страдала. Ведь Хацону «было сказано, что можно войти, но не было раскрыто, каким образом». Налицо и ответственность Хацона за случившееся, который, как и присуще варвару, не разобравшись в сути предсказанного, «с дерзостью ускорил событие».
Нетрудно найти литературные параллели этому сюжету как в плане двусмысленности предсказаний{82}, так и в плане доверия языческим гаданиям и предсказаниям{83}.
Возможно, о гадании шла речь и во время упоминавшейся осады 677 года, когда автор «Чудес…» отметил, что князья другувитов{84} «получили заверения от неких славян из этого же племени, что в любом случае возьмут город»{85}.
О гадании особенно много известий из более позднего времени в отношении балтийских славян. Например, Гельмольд говорит о ранах, что «войско свое они направляют, куда гадание покажет»{86}. Саксон Грамматик повествует о том, что раны, собираясь начать войну, гадали священным конем Свентовита (Святовита). С этой целью в Араконе перед храмом бога втыкали в землю три пары копий на одинаковом расстоянии, поперек каждой пары привязывали третье копье. Если конь переступал каждое поперечное копье сначала правой ногой, то это считалось счастливым знамением, если он хотя бы один раз переступал левой, поход отменялся{87}. Сходным образом происходило гадание и в Щетине с помощью коня Триглава, с той лишь разницей, что там копья не связывались по трое, а все девять ложились на землю на расстоянии локтя одно от другого, после чего жрец трижды проводил через них коня взад и вперед. Предприятие сулило удачу, если конь не задевал ногами копья{88}.
Вероятно, раны и поморяне верили, что сам Святовит или Триглав в это время сидит на коне и управляет им, подавая, таким образом, знамение народу. В пользу такого предположения служит аналогичное гадание, отмеченное Генрихом Латвийским у ливов из Торейды, собиравшихся принести «в жертву своим богам» Теодориха (помощника епископа Мейнарда). По такому поводу «собрался народ, решили узнать гаданием волю богов о жертвоприношении. Кладут копье, конь ступает (через него) и волею божьей ставит раньше ногу, почитаемою ногой жизни; брат устами читает молитвы, руками благословляет. Кудесник говорит, что на спине коня сидит христианский Бог и направляет ногу коня, а потому нужно обтереть спину коня, чтобы сбросить бога. Когда это было сделано, а конь опять, как и в первый раз, ступил раньше ногою жизни, брату Теодориху жизнь сохранили»{89}.
Случившееся, видимо, было записано со слов самого Теодориха{90} и тем более ценно для исследователя. Естественно, без преувеличений в рассказе не обошлось. Но это, скорее, касается поведения Теодориха в описываемой ситуации{91}, чем самого обряда гадания. Из описания следует, что ливы считали возможным влияние на его исход со стороны христианского Бога в том случае, когда он лично управляет конем. Следовательно, их божество должно было выражать свою волю аналогичным способом. Вероятно, раны и поморяне думали сходным образом. Ведь те же раны считали, что Святовит лично выезжал воевать на своем коне. Поэтому, когда священный конь, бывало, утром оказывался на конюшне покрытым потом и забрызганным грязью, они верили, что ночью на нем ездил сам бог{92}.
Более простым и, видимо, широко распространенным являлось гадание жребием и по приметам, о чем имеются известия в отношении как балтийских славян, так и домонгольской Руси. Сложные гадания (например, по внутренностям животных{93}), видимо, были недоступны постороннему наблюдателю, в отличие от простого бросания жребия, гадания по встреченным животным, подсчитыванию черт, прочерченных без счета у очага женщинами и т. п. (т. е. действий, не требующих особой подготовки и поэтому доступных каждому). Каким способом искал ответ потусторонних сил на свой вопрос Хацон, естественно, останется тайной. Известия же о способах гадания у славян позднейшего времени могут дать повод лишь для определенной догадки, но не более того.
Авторы «Чудес…» не только не понимали сути языческих ритуалов славян, которые они описали, но даже, как следует из текста, не понимали, что перед ними магические действа (за исключением, пожалуй, гадания). Более осторожными в этом плане были славяне, которые отдельные манипуляции с защитными орудиями со стороны защитников города могли принимать за магическое противодействие.