Загадка Либастьяна, или Поиски богов

– Может быть, при том, что часть Колоды Джокеров собрана в Лоуленде, а один из символов нашего мира – роза, к тому же роза – символ бесконечной множественности миров на многих Уровнях, – высказала свое мнение Элия, не менее Мелиора увлекшаяся разгадыванием символики.

– Большинство? Пока мы видели только карту Джея. Или в ларце полная Колода? – снова поинтересовался скептик Нрэн, с показной небрежностью глянув на карту, и тут же брезгливо, но метко перебросил ее Лейму. Юный бог благоговейно подхватил костяную пластину – свидетельство сопричастности члена семьи к величайшей тайне Мироздания и Творца – Джокерам.

– Если бы так, – отвечая кузену Нрэну, не без сожаления и чуточку мечтательно вздохнула Элия. – Но все-таки мы уже знаем о трех членах Колоды! Джей – Туз Лжи и Авантюр, ты – Ферзь Войны. Не смей отпираться, упрямец, – погрозила великому богу пальцем его прелестная сестра, вооруженная лишь сногсшибательным обаянием женственности, и гениальный воитель, повергающий к своим стопам миры, покорно заткнулся, а Элия заключила: – Если Ижена сказала правду о Джее, то и о тебе она не солгала!

– А кто третий? – бережно передав пластинку Тэодеру, перебил сестру Лейм и виновато моргнул.

– Вот еще одна карта. – Не делая больше драматических пауз, богиня достала из ларчика вторую тонкую пластинку-миниатюру.

– Да поглотят меня Мэсслендские Топи, если это не Рик! – пораженно выпалил Элтон и в порыве чувств сломал ни в чем не повинный карандаш. Отбросив его обломки, летописец вытащил из-за другого уха ручку и принялся вращать ее в пальцах с новой энергией и такой силой, будто надеялся добыть огонь для розжига еще одного камина.

– Он самый! – подтвердил Кэлер, сделав глоток вина из так и оставшегося полным с начала Совета бокала.

– Всадник Торговец? – нахмурившись, прочел Кэлберт. – А почему не Всадник Маг?

– Чего ты на меня смотришь? – огрызнулся Рикардо, в который раз за сегодняшний день принимаясь тереть виски. – Не я картинки рисовал, а чокнутый Либастьян! Откуда мне знать, почему безумный картежник не начертал другого названия карты, отражающего все таланты моей многогранной натуры?[7] Может, места не хватило? Или мой портрет под другим названием красуется еще на пяти-шести картах?

Кэлер, Элтон и Джей заухмылялись остроумной отповеди рыжего сплетника.

Заполучив карту Рика, Мелиор протестировал ее с помощью тактильного чутья и, все еще пребывая в отрешенном состоянии распознавания, вновь подтвердил:

– И это тоже подлинник работы Либастьяна. У меня нет сомнений.

Рик не удержался и злорадно показал Нрэну язык. Две карты пошли по комнате, передаваясь из рук в руки. Кто с усмешкой, кто задумчиво или с толикой недоверия, но все одинаково внимательно рассматривали древние пластинки, сохранившие первозданно-сочную яркость красок. Пластинки, на которых были изображены их братья. Безумец или нет, но Либастьян гениально уловил суть божественной натуры никогда не виданных им наяву мужчин: жестокую веселость и азарт в глазах Джея, любопытство и хитринку в легкой улыбке Рика.

Кэлберт, заполучив в руки карту Всадника и вскользь полюбовавшись на знакомую физиономию брата, особо пристально изучил рубашку пластины и орнамент, обрамляющий портрет принца. А потом, оглядев читальню, глотнул для уверенности вина и откашлялся, привлекая внимание. Не так давно вошедший в семью пират все еще продолжал испытывать стеснение, становясь центром внимания родственников, время от времени, хотя и все реже, его посещали глупые мысли о собственной заурядности. Впрочем, изгоем из-за своего «грязного пиратского прошлого», как он более всего опасался, бог не стал, ибо очень быстро понял: цивилизованное общество Лоуленда отличается от братства пиратов только тем, что своими противоправными подвигами мужчины хвастаются не на каждом углу, а лишь в избранной компании.

Услышав кашель Кэлберта, спаситель Кэлер недолго думая съездил брата по спине, решив вышибить кусок или жидкость, попавшие не в то горло. А иначе с чего бы дохать? Но вместо этого увесистый кулак принца выбил из пирата остатки дури. Перестав дожидаться особого приглашения к выступлению и одобрительных аплодисментов, Кэлберт спросил, чуть выгнув смоляную бровь:

– Мелиор, Джей, а Либастьян на всех своих картах делал одинаковую рубашку?

– Ты чего, с мачты рухнул и об палубу головой долбанулся? – непосредственно удивился вор и картежник, слегка перебравший экзотического зелена вина. – Конечно нет! У каждой колоды Либастьяна, как и у любого уважающего себя мастера-рисовальщика, особый узор. Копирование рубашки – удел простофили ремесленника, а для настоящего мастера вторично использовать собственный узор или украсть его у другого мастера – неслыханный позор и бесславный конец карьеры!

– Почему тебя это интересует? – Мелиор мигом уловил, к чему клонит пират, и ленивая дымка в голубых глазах бога слегка поредела.