– Нет, я просто играла, люблю исследовать новые проходы. Чтобы не попасться стражникам на глаза, свернула в коридор и стояла – ждала, когда они пройдут мимо. А потом эта вредная стена стала мягкой, как желе, и я прошла сквозь нее, – ответила Бэль, не без зависти следя за тем, как скользит над плитами пола ее новый знакомец, и в свою очередь засыпала его вопросами: – А как ты сюда попал? Как узнал про тайный ход? Ты давно здесь живешь?
– Точно не помню, я сейчас по-другому ощущаю время, – застенчиво признался Тулин. – Но я видел, как этим коридором как-то раз пользовался он… – В голосе призрака прозвучали застарелая ненависть вперемешку со страхом.
– Он? – переспросила заинтригованная Бэль, стараясь понять, кого мальчик имеет в виду. – Кто?
– Принц Энтиор, лорд дознаватель, – выплюнул проклятое имя Тулин.
– Энтиор? – нахмурилась принцесса, удивившись тому, что нелюбимый кузен тоже знает об этом тайном проходе, который она уже почти начала считать своей маленькой тайной.
– Ты знаешь его? – приостановившись, насторожился призрак.
– Он мой двоюродный брат, – скривилась девчушка так, словно ей в рот засунули половинку лимона.
– Брат? – подозрительно переспросил Тулин, резко обернувшись к Бэль.
– Ага, – поморщилась принцесса и откровенно сказала: – Я его ужасно не люблю. Элия говорит, это из-за того, что во мне течет эльфийская кровь, а он вампир. Может, Энтиор безупречный красавец, но он злой, колючий, вечно пахнет кровью и болью. И еще он все время надо мной издевается, исподтишка – при родственниках и явно – когда другие не видят. Пусть глупые курушки, вышивающие птичек и цветочки, закатывают глаза и восторженно ахают: «О! Ледяной лорд! Принц боли!» – по мне – Энтиор просто злобная, слишком много возомнившая о себе дрянь!
Почему-то все то, что принцесса так долго держала в себе, о чем, сцепив зубы, молчала, о чем никогда не говорила никому из родственников, сказалось легко и просто, словно само собой, странному мальчику-незнакомцу. Будто выплеснулось наружу что-то темное, ядовитое, копившееся глубоко в душе.
– Энтиор убил меня, – раскрыл в ответ свою душу Тулин.
– За что? – испуганно распахнула глаза Бэль.
Одно дело быть постоянно третируемой старшим кузеном, видеть его бирюзовые, ледяные, равнодушно-ненавидящие глаза, слышать процеженные сквозь зубы высокомерные оскорбления, выносить болезненные толчки и щипки, не оставляющие следов, отстраненно ловить слухи о том, что твой кузен – безжалостный убийца, но совсем другое – зреть его жертву прямо перед собой. Худенький прозрачный мальчик совсем не походил на преступника, способного учинить какое-нибудь жуткое злодеяние и за это быть приговоренным к смерти.
– Мою учительницу-опекуншу, арфистку и сказительницу Мендоллу ара Кандису, арестовали по подозрению в шпионаже в пользу Мэссленда. Не знаю наверняка, была ли она по-настоящему виновна, но все возможно. Когда стража пришла за нами, Мендолла пыталась бежать и убила двух мужчин заклинанием, а третьего зарезала трактирным ножом. Раньше она никогда не показывала, что умеет колдовать или так здорово драться. Но стражников все равно было больше, скрыться Мендолле не удалось, а вместе с ней бросили в тюрьму и меня. Мендолла скоро во всем созналась, наверное, ее сильно пытали: когда мельком увидел опекуншу в коридоре темницы, едва ее узнал… Принц Энтиор умеет допрашивать. Вскоре взялись за меня. Только я все равно ничего не знал, и, кажется, мой мучитель понимал, что я невиновен, что Мендолла не учила меня ничему, кроме музыки. А все равно… Он делал ужасные вещи. Я думал, что умру от стыда и боли…
Бэль слушала признания мальчика-привидения, округлив в испуге глаза и зажав рот ладошкой, эмоции, излучаемые призраком, пронзали ее душу, всем сердцем принцесса откликалась на каждое слово нехитрой повести.
– А потом боль прошла, стало очень легко, я взлетел и увидел свою камеру, какой-то тюк тряпок на лежаке. Даже не сразу понял, что это мое тело. Бывшее тело, – как-то отстраненно продолжил повествование Тулин. – Я испугался и бросился бежать. Прошел через стену и оказался прямо перед стражниками, только они не увидели меня. Так я понял, что мертв, и принц Энтиор больше не сможет издеваться надо мной. Отныне я свободен и в то же время привязан к казематам вашего замка, не могу уйти далеко и надолго от места, где умер, словно какая-то тонкая, но очень прочная веревочка тянет меня назад. Поначалу я хотел явиться принцу Энтиору и обвинить его в преступлениях, но что толку, если никто не увидит меня, а слов никто не услышит? Мои руки проходят сквозь вещи, я даже не могу толкнуть своего убийцу или заколоть его кинжалом. Ты первая, Бэль, с кем мне удалось поговорить.
– Тебе, должно быть, очень одиноко и скучно? – сочувственно, но не без гордости из-за того, что именно она, одна-единственная, способна общаться с призраком, предположила принцесса. Ее нисколько не обеспокоила мысль о том, что кто-то желает смерти Энтиора. Если бы злобный брат исчез из ее жизни, девчушка только вздохнула бы с облегчением.