Загадка лондонского Мясника

– Макс? – позвала Эди.

Я посмотрел на крыши домов. Вытер глаза, однако не обернулся.

– Инспектор Мэллори умер. – Собственный голос показался мне чужим. – Боб вонзил нож ему в шею. Не успели даже довезти до больницы.

– Знаю. Я не встречала человека добрее, и он был лучшим на свете полицейским. Но вы должны взглянуть на страницу Боба. Там его последнее сообщение. Вы меня слушаете?

Я покачал головой:

– Нет. Не слушаю, Эди. Мне все равно. Что бы там ни было, мне плевать.

– Так нельзя, Макс. Убийца по-прежнему на свободе. И в мире полно еще злобных уродцев. Посмотрите на меня, пожалуйста.

Я молчал. Рен вдруг взяла меня за руку и потащила к компьютеру.

– Прочитайте сообщение, – потребовала она.

Я взглянул на монитор.

Никакого Оппенгеймера на странице не было, на его месте появилась маленькая черно-белая фотография. Сначала я не мог разобрать, что на ней. Там была какая-то мешанина разбитых квадратиков. Затем я присмотрелся и понял, что это город. Целый город, уничтоженный в мгновение ока. Я взглянул на тег – он был точно команда миллионам поклонников:

#убейсвиней

Я прочел сообщение, не понял его и прочел снова. Слова и цифры были настолько знакомы, что казалось, будто я вижу их не на мониторе, а только у себя в голове.

– По-моему, это ваш адрес, – сказала Эди.

Я вылетел из кабинета.

* * *

Они возвращались из школы. Моя дочь и миссис Мерфи смеялись, глядя на счастливого пса, который трусил рядом с ними, держа в зубах кусочек рогалика.

Увидев меня, обе перестали улыбаться.

– Что стряслось? – спросила миссис Мерфи.

– Простите. Нам нужно идти.

Я усадил Скаут и Стэна в машину, велел дочери пристегнуть ремень и нажал на газ, понимая, что скоро на дорогах будет не протолкнуться. В зеркало я видел, что миссис Мерфи стоит на тротуаре и смотрит нам вслед.

– А куда мы едем? – спросила Скаут, когда позади остался мост Ватерлоо.

– К твоей маме, – ответил я.

* * *

Она стояла на лужайке перед домом, а дом находился в такой части города, где в плохое просто не верилось. У ее ног ползал малыш, а внутри подрастал еще один ребенок.

Не мои – дети ее нового мужчины.

Энн.

Такое обыкновенное, старомодное английское имя, а у меня, как только его услышу, ноет сердце.

Энн.

Никто не поверил бы – да я и сам не верил, – что не так давно для нас не было никого роднее друг друга. Мы все время смеялись, впереди ждала счастливая жизнь, каждую ночь мы зажигали свечу в углу спальни, потому что не могли спать, ведь уснуть означало в своем роде расстаться на несколько часов. А теперь все прошло, думал я. Все кончено, сказало мне легкое движение руки, когда она погладила свой округлившийся живот, в котором был ребенок другого мужчины.

Энн. Я смотрел, как она стоит на лужайке, счастливая в новом доме, без меня, и никак не мог поверить, что во мне еще осталась любовь.

Вы помните боль, и злость, и горе расставания. Помните шумные ссоры и тревогу из-за денег, и слезы женщины, которая обнаружила, что жизнь складывается не так, как она мечтала. Помните письмо, которое получили два дня спустя после того, как она ушла к родителям, чтобы все обдумать. «Дорогой Макс, мне очень жаль, я не хотела, чтобы так вышло. Но я люблю его и жду от него ребенка. Он переехал, так что не пытайся искать…»

Вы помните все это, но забываете о любви. Для вас потрясение – вспомнить о ней, признаться себе, что она вообще жила в вашем сердце и, возможно, еще жива.

Я припарковался через дорогу, на красивой улице в зеленом пригороде южного Лондона. Скаут и пес уснули.

Я их не разбудил. А когда из автомобиля, что подъехал к дому, вышел другой мужчина и Энн поцеловала его в губы, я понял, что будить никого не стану.

Другой мужчина обнял ее за талию, и они направились к дому. Закрывая дверь, Энн посмотрела прямо на меня. Но, конечно, теперь было поздно что-либо предпринимать.

А как же Скаут? Меня иногда спрашивают, как мать оставила ребенка? Могу только сказать, что у некоторых появляется новый дом и новая семья. Что некоторые – в основном мужчины, но иногда и женщины – всю жизнь находят себе оправдания и поступают так, как поступила моя жена.

Они начинают с чистого листа.

* * *

Сюда пригнала меня паника, обратно гнала реальность. Однако, так или иначе, я должен спасти свою дочь.

По дороге домой, в Смитфилд, я понял, что самое безопасное для нее место – рядом со мной. Потому что я за нее убью, я за нее умру. Сделаю что угодно, ведь Скаут для меня – жизнь.

* * *

Был вечер пятницы, и нашу улицу заполонила толпа. Краснолицые, белозубые мужчины и женщины с бутылками и стаканами в руках шумели и смеялись. Они даже не думали посторониться и освободить дорогу человеку со спящим ребенком на руках и собакой, что бежала рядом на поводке.

Я пробивался сквозь них, ссутулив плечи и выставив локти, налегал всем весом. Пусть скажут, пусть сделают что-нибудь, откроют себя. Подадут мне знак, что пришли за мной, и время настало. В моих глазах была жажда крови, на лице – ярость, и они молча отступали.

Мясники только шли на ночную работу, когда я уложил Скаут. Стэн запрыгнул на постель и свернулся калачиком под ее теплым боком.