Загадка невидимого гостя

— А я думал, он из этой своей коллекционной пушки хоть кого-нибудь шлепнет, — разочарованно произнес Баскаков. — Иначе на фига покупать.

— Вот и я думаю: «На фига?» — уже несло Герасима. — Но в этой книге все так.

Гриппов свирепо взирал на Муму. Тот, словно не замечая его состояния, занудным голосом продолжал:

— У меня к вам такой вопрос. Что все это значит? И зачем это написано? Вот Ольга Борисовна нам объясняла так: если есть ружье, то оно обязательно должно выстрелить. А у вас, Владимир Дионисович, ружье не выстрелило. И вообще оно неизвестно зачем.

— Ружье? — Не в силах более сдерживаться, Гриппов вскочил на ноги и принялся бегать по свободному пространству класса. — Обязательно выстрелить? Глупости! Идиотизм! Профанация! Примитивное понимание литературы!

— Владимир Дионисович, — робко возразила Ольга Борисовна, — вообще-то это не я сказала, а Чехов.

— Что мне ваш Чехов! — взорвался известный поэт и прозаик.

— Как это? — вырвалось у Герасима. — Вы же сами говорили: «Краткость — сестра таланта».

— Я говорил? — взвизгнул Гриппов, который уже совершенно не помнил, что какие-то несколько минут назад процитировал классика русской прозы.

— Ну конечно же, вы! — воскликнул Герасим. — Ольга Борисовна! — призвал он в свидетели классную руководительницу. — Подтвердите! Вы ведь наверняка слышали.

Учительница оказалась в крайне сложном положении. Она действительно слышала и помнила, как Владимир Дионисович, отстаивая свой творческий метод, процитировал известные слова Чехова. С другой стороны, Гриппов уже находился на грани срыва и нужно было как можно скорей погасить конфликт. И Ольга Борисовна сказала:

— Герасим, по-моему, это не так уж важно. Лучше задай Владимиру Дионисовичу свой следующий вопрос.

— Как это не важно! — возмутился Муму. — Вы все слышали? — обвел он картинным жестом полукруг парт. — Он ведь говорил?

— Слышали! Говорил! — нестройным хором подтвердили ребята.

— Видите, Ольга Борисовна! — укоряюще посмотрел на учительницу Герасим. — Все слышали.

Ольга Борисовна хотела во имя мира и спокойствия перевести разговор на другую тему. А именно, спросить Гриппова, кого он считает своими учителями. Однако не тут-то было. Владимир Дионисович, расхаживая по классу, разразился пылкой речью по поводу черствости и неблагодарности современников, которые в России испытывает едва ли не каждый одаренный человек. Несмотря на свое пренебрежение к классике, Гриппов даже прибег к словам Пушкина, который однажды посетовал, что его угораздило с умом и талантом родиться в России.

Класс заскучал. Сеня Баскаков — в особенности. Его вообще не очень волновали литературные проблемы. А к Гриппову он потерял интерес в тот самый момент, когда выяснилось, что «новый русский» из рассказа так ничего и не сделал со своим ружьем. Правда, ружье из рассказа известного поэта и прозаика напомнило Сене об одном маленьком, но радостном событии. Не далее как вчера вечером он наконец выпросил у отца недостающую сумму для покупки совершенно замечательного пистолета, который мало того что выглядел точь-в-точь как настоящий «вальтер», но ещё и стрелял на пятьдесят метров капсулами с краской. Капсулы прилагались двух видов. Одни были наполнены несмываемой краской. А другие — специальным составом, который спустя несколько минут полностью испарялся, не оставляя следов.

Осуществив перед уроками заветную мечту, Баскаков даже не успел толком рассмотреть пистолет. И вот теперь решил наконец как следует полюбоваться приобретением. Баскаков покосился на Гриппова. Тот продолжал свою гневную речь по поводу «необразованного класса», который «совершенно не подготовлен к восприятию серьезной современной литературы». Ольге Борисовне, с ужасом взиравшей на Владимира Дионисовича, тоже явно было не до Баскакова.

Сочтя момент вполне подходящим, Сеня полез в стоявший под партой рюкзачок, достал оттуда пистолет, положил его на колени и принялся детально изучать конструкцию.

— Это у тебя что, настоящий? — не укрылись Сенины маневры от Вовы Яковлева, которому тоже успел порядком наскучить Гриппов.

— Угу, — был краток Баскаков.

— Дай посмотреть, — потянулся к оружию Вова.

— Руки прочь, — отпихнул его Сеня.

— Вот жлоб. Жалко, что ли? — обиделся Вова.

— Жалко, — не стал особенно распространяться Баскаков.

Вова Яковлев, однако, не принял «нет» за ответ. Выбрав подходящий момент, он изловчился и схватил пистолет за ствол.

— Офонарел? — уцепился за рукоятку Сеня. — Убери руки. Иначе выстрелит.

Вполне вероятно, Вова и Сеня, немного попрепиравшись, пришли бы, как говорится, к консенсусу и ничего бы особенного не произошло. Но в самый ответственный момент над ними нависла марсианская голова Владимира Дионисовича.

— Вот вам блестящая иллюстрация воплощенного невежества! — Голос известного поэта и прозаика уже срывался от гнева. — Я им о мировой культуре, а они в игрушки играют!

Он рванул на себя пистолет.

— Не надо! — возопил Баскаков. — Осторожней!