— Добрый вечер! Действительно славный вечерок! А что касается вашего вопроса, к сожалению, ничем помочь не могу. Никогда не слышал о такой улице. Извините.
Саров чертыхнулся про себя — что за глупый розыгрыш! — стараясь сохранять приветливую улыбку на лице. Вдруг мужчина хлопнул себя свободной рукой по лбу и рассмеялся.
— Что я говорю! Ведь вам, наверно, нужна Эрлих-стрит?
Буква «х» прозвучала неожиданно мягко, но все же не настолько, чтобы сделать название улицы неузнаваемой, так показалось Сарову. Но он лишь согласно кивнул головой.
— Да вот же она! — мужчина показал рукой на указатель, на котором готическими буквами было выведено: Ehrlich st.
— Действительно, Эрлич, — сказал Саров, — как же я не заметил? Это, наверно, из-за шрифта.
— Нет-нет, «Эрлих», — повторил мужчина, — немецкое слово, означает: честный. А улица, если быть совсем точным, называется Эрлихштрассе. Тут раньше много немцев жило. Да и сейчас живут.
«Выходит: Честная улица, — подумал Саров. — Что ж, посмотрим, какая она честная».
— Спасибо. — сказал он мужчине, улыбаясь, — вы мне очень помогли.
— Не стоит благодарности, — ответил тот. — Вы, наверно, к Сэму? — и, не дожидаясь ответа: — Четвертый дом по правой стороне. Сэм — славный парень!
Они были славными парнями, и Сэм, и тот мужчина, выгуливавший собаку. И наверняка немало покуролесили вместе, лет эдак пятьдесят назад. А заводилой у них был, несомненно, Сэм, он все же был постарше лет на пять. Так думал Саров, сидя за столом с Сэмом, и в который раз окидывая взглядом его кряжистую фигуру, большие руки с набухшими сосудами, широкое, чуть простоватое лицо, на фоне которого глаза, поблескивающие из-под нависших бровей, казались особенно хитрыми и проницательными. Но в настоящий момент глаза поблескивали все же не от хитрости, а от виски.
— Отличный напиток! — сказал Саров, беря в руки квадратную бутылку с залитым красным пластиком длинным горлом и разглядывая надпись. — Надо же, американское!
— Мэйкерс марк, — удовлетворенно сказал Сэм, — его еще поискать!
— Запомню!
— А то! — воскликнул Сэм и налил еще по одной щедрой порции.
Сэм Шитовски принял его радушно и сразу потащил за стол, предложив отложить осмотр музея-лаборатории до завтрашнего утра. Саров только и успел разглядеть, что за домом тянулось длинное, недавно отремонтированное здание без окон, напоминавшее сельский амбар из полузабытого советско-колхозного прошлого. Наверно, это и был музей. Лаборатория Теслы в Колорадо-Спрингс тоже располагалась в амбаре, отметил про себя Саров. Такое начало ему понравилось, это прибавляло достоверности. Сэм тоже был настоящим, настоящим старым электромехаником, как он себя отрекомендовал, настоящим энтузиастом — глаза горят, говорить о Тесле может часами. Собственно, только о Тесле он и говорил, даже не потрудившись «прощупать» Сарова, как будто заранее знал о нем все.
— А знаете ли вы, молодой человек, об эксперименте «Филадельфия»? — патетически спросил Сэм, воздев вверх руку с торчащим указательным пальцем.
Саров, конечно, знал. Но он знал также и то, что человеку, вздымающему вверх руку с торчащим указательным пальцем, надо обязательно дать возможность рассказать его историю, какой бы длинной она ни оказалась, и, не прерывая его, лишь ахать от изумления в положенных местах.
— Что-то слышал краем уха или фильм видел, — как можно небрежнее сказал он, — но ведь это, если не ошибаюсь, было после смерти Теслы.
— После ухода Теслы, — поправил
Саров чутко уловил рассчитанную паузу и послушно ахнул:
— Технология «Стелс!»