Загадка Ноттинг-Хилла

4 ноября. Что за день сегодня выдался! Я довольно сильно утомлена от пережитого, но все же не могу себе позволить лечь спать, пока не запишу все, что считаю необходимым. Начну с того, что сегодня был последний визит Розали. По крайней мере до тех пор, пока они не вернутся обратно с континента, мы вряд ли увидимся. Мне кажется, что Уильям не так уж и огорчен ее отъездом. Милый Уильям! Для меня очевидно, что он испытывает определенную ревность в связи с моей чрезвычайной привязанностью к Розали. В самом деле, это более чем странно: меня так сильно влечет к женщине совершенно иного социального положения. К тому же, мне о ней почти ничего не известно. Полагаю, все дело в гипнозе — очень таинственная вещь. Коль скоро это так, как хорошо, что подобного влияния на меня не оказывает барон собственной персоной. Ах, теперь я начинаю понимать все эти возражения, что казались мне глупыми три или четыре месяца тому назад, до появления Розали. И все же, невзирая на гипноз или что бы там ни было, не думаю, что кому-то стоит опасаться чрезмерной симпатии к барону. Я вполне могу понять тех, кому он внушает страх. Определенно, Розали его боится и, по правде говоря, я тоже немного. В противном случае я бы не потерпела сегодня такого поражения. Нынче был мой последний «сеанс» с участием Розали, и я твердо решила не допустить вмешательства барона в мое общение с ней — я должна была понять, что же происходит. Барон и Розали явились, как обычно, в два часа пополудни. Мне было ясно: нельзя упускать такую возможность, и я попросила моего дорогого Уильяма затаиться в своем кабинете и окликнуть барона, когда тот будет проходить мимо. Я рассчитывала, что Розали станет подниматься по лестнице одна. Но тщетно, барон неотступно следовал рядом с ней, он прикрывал своей массивной фигурой доступ к лестнице. Таким образом, у Розали не было возможности взойти вверх по ступенькам без него. И тогда я — это решение показалось мне правильным — поднялась на верхнюю площадку лестницы и позвала Розали к себе, наверх. Услышав это, барон незамедлительно прервал общение с моим бедным Уильямом и решительно устремился вверх по ступеням, опережая свою спутницу. Это было столь вызывающе, что я с трудом сдержалась. Барон спешил, и мы немедленно приступили к сеансу. По окончании и я, и Розали пытались втянуть их в беседу; я подавала Уильяму знаки с тем, чтобы он каким-то образом отвлек барона. Джейн Морган специально ради этого случая научила меня короткой фразе на немецком, всего два слова, и я повторяла ее про себя снова и снова. Беспокойство мое продолжало нарастать. Уверена, что Розали догадывалась о моих намерениях, у нее был встревоженный вид; мои же нервы были просто на пределе. Но вот барон заявил, что им пора уходить, и они оба встали, намереваясь покинуть наш дом. Уильям готов был отказаться от моей затеи, но, по его словам, я смотрела на него с такой мольбой, что он предпринял еще одну попытку отвлечь внимание барона и попросил его проследовать в кабинет для короткой личной консультации. Он отказался, сославшись на отсутствие времени, при этом добавил, что готов проконсультировать прямо здесь, на месте. Тогда Уильям предложил нам с Розали пройти в соседнюю комнату, барон и это не разрешил. Он заметил, посмеиваясь, что не может в данном случае доверять дамской пунктуальности. Розали может присутствовать при разговоре, все равно она не поймет ни слова. Безусловно, это меня не устраивало, и вот тогда Уильям проявил поразившую меня сообразительность и решимость: он попросту взял барона за лацкан и увлек его в дверной проем, не переставая при этом что-то с жаром нашептывать. Со стороны мужа это была своего рода военная хитрость; сердце мое забилось еще сильнее, и вот я произнесла эти два слова: «Gibst’ was?». На лице Розали явственно отразилось беспокойство, видимо, она была изумлена тем, что я обратилась к ней на немецком языке. Мое же изумление было не меньшим, когда в ответ она заговорила по-английски, с легким акцентом, но все же вполне сносно: «Сделайте вид, что не слушаете. Дело в том, что я…». Внезапно она замолкла, кровь отлила от ее лица; мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я подняла глаза и увидела пристальный взгляд барона. Бедняжка Розали была в страхе; признаться, мне также было не по себе. Так или иначе, больше мы с ней не обмолвились ни словом. В то же мгновение барон буквально оттолкнул от себя моего бедного Уильяма, и они удалились. Вот так оборвалась история моей привязанности к Розали. Я просто уверена — здесь что-то кроется. В самом деле, если она не собиралась поведать мне ничего особенно важного, чего ради ей понадобилось выучить несколько английских слов? Впрочем, не должна же я всю ночь над этим размышлять, стоит ли, право слово. Ведь на часах уж полночь.