Загадка Ноттинг-Хилла

Это было через два дня после третьего или четвертого приступа, имевшего место 21 мая. С тех пор как я стал осматривать эту пациентку постоянно, я начал делать записи в журнале. Выдержки из моего журнала прилагаются (смотри далее № 5). Я отслеживал состояние здоровья мадам Р** в течение всего периода ее болезни. Как видно из моих записей, приступы возобновлялись примерно каждые две недели. Их интенсивность возросла к 10 октября 1856 года. В течение последующих трех или четырех дней ее состояние можно было охарактеризовать практически как „in articulo mortis“ („при смерти“). Надежды на ее выздоровление не было. Новый приступ должен был стать роковым. К счастью, болезнь пошла на убыль, и ожидалось, что по истечении двухнедельного срока не последует рецидива. С этого момента мадам Р** начала медленно, но верно идти на поправку, и, несомненно, ее здоровье полностью бы восстановилось, если бы не несчастный случай, оборвавший ее жизнь. Заболевание мадам Р** было весьма сложного характера. Видимо, имел место хронический гастрит; однако его периодические обострения были в крайне острой форме и имели место с четко обозначенным временным интервалом. Крайне странная форма патологии. Фактически налицо были все признаки хронического отравления сурьмой, описанные доктором Майерхофером в „Хеллеровском архиве, 1846“; на них ссылается профессор Тэйлор в своей работе „Яды“ на стр. 539. Имеется также много весьма характерных схожих черт со случаями Мамуллена и Хардмана, упомянутыми проф. Тэйлором на той же странице его труда; они были зарегистрированы в „Отчетах Гайс Хоспитал“ за октябрь 1857 года. По мере развития событий я с максимальной деликатностью поинтересовался у барона: не подозревает ли он кого-либо в злоумышленных действиях? Поначалу он был озадачен такой постановкой вопроса, но после дальнейших обсуждений решил подумать над этим более серьезно. Мы с ним внимательно изучили материалы по имевшим место аналогичным случаям. И барон переводил для меня работы доктора Майерхофера, поскольку я не владею немецким языком. По предложению барона мы провели ряд стандартных анализов с последующей проверкой результатов в его лаборатории. Барон всегда заботился о том, чтобы запас необходимых химикатов был достаточным и никогда не разрешал выбрасывать пузырьки и проч. Таким образом в нашем распоряжении оказались остатки всех препаратов, которые были использованы для лечения мадам Р**. Мы решили подвергнуть их тщательному анализу на предмет выявления наличия мышьяка и сурьмы. Никаких следов этих веществ обнаружено не было. Барон проявил живейший интерес к этой работе — он ею и занимался. Я вряд ли справился бы с этим сам, такого рода практика мне была непривычна. Я доверился барону, ибо у него была репутация искусного химика, и подобная работа была для него обыденным делом. Мой вклад состоял в изучении готовых результатов и сопоставлении их с данными, описанными профессором Тэйлором. Я не взял на себя труд убедиться в точности проведенных исследований, равно как и их соответствии надлежащей процедуре химического анализа. Так, например, если из пузырька с этикеткой „азот, кисл.“ берется прозрачная жидкость с явными признаками азотной кислоты, я склонен был считать, что используется именно это вещество, и никакое другое — это же относится и к прочим используемым при анализе химикатам. На мой взгляд, иначе и быть не могло. Я также не заботился о том, чтобы удостовериться в оригинальности состава препаратов, подвергаемых проверке. Если и имел место какой-либо суррогат, то сделать это мог только сам барон. Не исключено, что под моим наблюдением барон проводил фиктивные исследования, так как для него не составляло никакого труда подменить один препарат другим и тем самым ввести меня в заблуждение. То есть это мог сделать барон. Он сам, или же при его попустительстве. Таковы были сложившиеся обстоятельства. Но для подобных подозрений у меня нет оснований, ни тогда, ни теперь. Подобное предположение входит в противоречие с каждым аспектом этой истории. Барон был глубоко привязан к своей жене. Он щедро обеспечивал ее всем необходимым, включая лекарства и сестринское обслуживание; следует также принимать во внимание его собственный профессиональный подход к лечению. Заботясь о мадам Р**, барон предпринимал необходимые меры предосторожности, так что попытка применения токсичного вещества неизбежно стала бы очевидной. У него не было никакой возможности совершить отравление моей пациентки, поскольку он сам твердо настаивал, чтобы пища и лекарства были приготовлены и поданы его жене сестрами. После того как я высказал свои предположения о возможном отравлении, барон всеми силами содействовал выявлению такого рода потенциальных опасностей. И последнее, результатом болезни мадам Р** было выздоровление, хотя все подозрения уже были отметены. Итак, вменение в вину отравления я считаю недопустимым, с учетом всех вышеупомянутых обстоятельств».

5. Выдержки из дневниковых записей доктора Марсдена