В ответ на запросы со стороны мистера Хендерсона, сделанные им в различное время, доктор Додсуорт сообщил следующее:
«1. Обсуждая с бароном его предложение использовать танинную настойку, я прямо спросил, есть ли у него какие-либо подозрения относительно наличия яда. Он отрицал такую возможность, но с долей сомнения в голосе. Поэтому можно было судить о том, что у барона все же имеются некие подозрения.
2. Я проинформировал барона, что больная стала принимать отвар дубовой коры наряду с другими схожими препаратами — результаты обнадеживающие. Барон улыбнулся в ответ и сменил тему беседы.
3. На вскрытии барон не присутствовал, хотя изъявлял большое желание. Мистер Прендергаст был столь категорически против, что мне пришлось барону отказать; вместе с тем я пообещал телеграфировать ему результаты. Вскрытие было произведено в Бирмингеме, где в то время проживал мистер Прендергаст. Я прилагаю копию сообщения, отосланного барону. Он предлагал свою помощь при удалении из тела внутренностей, но я отклонил это предложение, ибо мистер Прендергаст специально попросил меня проследить, чтобы во время экспертизы не был допущен никто из посторонних, кроме меня самого и кого-либо из студентов или докторов местного стационара — по мере необходимости. Считаю, что эта мера предосторожности была весьма целесообразной, и я ей следовал неукоснительно.
4. Я полагал, что изначально барон был раздражен тем, что его не допустили принять участие в вышеупомянутой процедуре. По-видимому, у него к этому случаю был особый интерес. Сам он не обращался с просьбой телеграфировать ему результаты исследования. Впоследствии он сам мне прислал письмо, затрагивающее эту тему.
5. Мистер Прендергаст желал исключить возможность какого-либо повреждения обследуемых останков, именно поэтому он и предпринял соответствующие меры предосторожности.
6. Говоря „повреждение“, я имею в виду удаление следов ядовитых веществ.
7. Конечно, при желании можно было сфабриковать следы яда, которых на самом деле не было. В этом мог быть заинтересован лишь тот, кому выгодно было обвинить невиновного человека в совершении убийства, и мы, безусловно, стремились этого не допустить.
8. Понятно, что если бы такая попытка удалась, то появилось бы убедительное доказательство вины мистера Андертона.
9. Мне вспоминается один случай, когда барон недвусмысленно выказал свои подозрения. Однажды утром мы обсуждали сложившуюся ситуацию, находясь в комнате мистера Андертона. Мне понадобилось запечатать конверт с письмом, и барон зажег для меня тонкую свечу, воспользовавшись при этом обрывком бумаги из мусорной корзины. Внезапно что-то привлекло его внимание, он разгладил этот обрывок и показал его мне. Там можно было разобрать только несколько букв, часть листка была оторвана, часть обожжена. Буквы были следующие: „… ТНЫЙ КАМ…“, а также еще одна, похожая на „Е“. Ниже просматривалась верхняя часть заглавной буквы „Я“. Я не обратил на все это особого внимания, и вскоре позабыл об этом обрывке бумаги.
10. Я не сомневаюсь в том, что этот листок был извлечен из корзины для бумаг, так мне сказал барон. Сам я не видел, как он вынимает листок из корзины, но помню, как он наклонялся. Для барона не составило бы никакого труда достать этот клочок бумаги из собственного кармана, но я не вижу для этого никаких логических обоснований. Единственная цель, которую мог преследовать барон, — очернить мистера Андертона. При этом свои подозрения барон предпочитал не демонстрировать открыто.
11. Каким-либо иным способом барон свои подозрения не выказывал, напротив, он всячески стремился подчеркнуть, как мистер Андертон заботлив по отношению к своей жене, и, что особенно примечательно, никому другому не позволяет давать ей пищу или лекарство…
12. Должен признать, что идея была очевидной: подозрения, выраженные косвенным путем, должны произвести большее впечатление, нежели открытое проявление враждебности. Вместе с тем, не мог же барон Р** и в самом деле на это рассчитывать. Считаю своим долгом добавить, что, на мой взгляд, допустить такое, означает выйти за рамки официального расследования».