Загадка о морском пейзаже

И в это же мгновение огромный язык пламени высоко взметнулся над уже почти скрывшейся в тумане лодкой-беглянкой. Похоже, на ней находились бутылки со спиртом или порох, от которых экипаж не успел избавиться. Охваченные пламенем гребцы стали прыгать в воду. Но не всем удалось покинуть лодку: истошно вопил какой-то несчастный, обреченный сгореть заживо.

Все, включая Вильмонта, обратили взгляды на огромный костер. Охваченный пламенем, дрейфующий по воле волн горящий баркас напоминал погребальный корабль викингов.

— Пограничник! — истошно завопил один из контрабандистов и бросился на Анри с ножом. В последний момент Вильмонт сумел отбить ложем карабина направленный ему в грудь кинжал и нырнул в туман. И тут же чуть не напоролся на штык одного из своих солдат.

— Я свой! — едва успел крикнуть Вильмонт набегающему на него с перекошенным лицом пограничнику. А вокруг уже началась рукопашная. Дрались с ожесточением штыками, прикладами ружей, ножами, кулаками — всем, что оказывалось под рукою, даже веслами и камнями. Вдруг Анри почувствовал сильный удар в плечо и упал. Сбивший его с ног громила занес над капитаном приклад и злорадно рявкнул:

— Что тебе смерть…

Еще мгновение, и коренастый контрабандист размозжил бы Вильмонту череп, но вовремя подоспевший на выручку к командиру бородатый вахмистр шашкой снес громиле башку. Отрубленная голова упала прямо в руки Анри. С губ мертвеца с последним выдохом слетело окончание начатой им за секунду до гибели фразы:

— … то мне хлеб…

— Извини, но что упало, то пропало, — ответил своим афоризмом мертвой голове Анри и отшвырнул ее от себя.

* * *

И снова он оказался в самой гуще схватки. Однако закаленных в схватках, просоленных штормовыми ветрами и выдубленных суровыми финскими морозами приграничных старателей не так-то просто было принудить к капитуляции. Они выдержали первый натиск солдат, и сами начали теснить пограничников. Когда же первые лучи солнца рассеяли туман, контрабандисты увидели, что вместо многочисленного воинского отряда их атаковала жалкая горсточка наглецов. Бандитов охватила ярость и жажда мщения за пережитый страх и гибель товарищей.

* * *

После штыкового боя и вынужденного отступления на защищенную позицию пограничников осталось всего трое. У еще одного солдата ударом приклада были выбиты зубы и сломана челюсть. Бедняга не мог говорить, только мычал. Изо рта его непрерывно лилась кровь, и он был вынужден часто глотать ее, как красное вино. Вскоре выяснилось, что у этого солдата еще и серьезно травмирована голова. Вдруг, закатив глаза, он начал биться в судорогах. Потом затих и, не приходя в сознание, умер.

Вахмистр тоже получил в рукопашной серьезное ранение: из его распоротого тесаком бедра хлестал ярко-алый фонтан. Анри жгутом перевязал ногу вахмистра в паху, чтобы остановить кровотечение. Но бородач не унывал. Перепачканный своей и чужой кровью, он вытирал пучком травы шашку и тихо тянул старинную казачью песню.

Окруженные со всех сторон многократно превосходящим их численности неприятелем, осажденные оказались в своем «форте», как в западне. Надежды продержаться до подхода основного отряда практически не было. Вражеские стрелки были повсюду. Набираемые в основном из моряков промыслового флота, охотников-капканников, лесорубов и браконьеров, эти люди прекрасно умели воевать в лесу. Они прятались за каждым камнем, за каждым подходящим деревом и кустом. Высовываться за бруствер, чтобы отвечать на неприятельский огонь, становилось все опасней, ибо пули постоянно впивались в древесный ствол, с визгом рикошетили от камней. Правда, и товарищи Вильмонта не уступали неприятелю в меткости. Постепенно пространство вокруг «форта» заполняли мертвые тела. Вскоре враги уже не рисковали слишком близко приближаться к позициям уцелевших пограничников.

Особенно умело обращался со своим охотничьим ружьем бородатый вахмистр. На мундире его, рядом с солдатским Георгием на черно-оранжевой ленточке, был прикреплен серебряный знак в виде перекрещенных ружей, полученный за меткую стрельбу. Даже потеряв немало крови, вахмистр держал врагов в постоянном напряжении, устраивая им массовое кровопускание. Кожа на его замазанном грязью лице не поблескивала на солнце, что являлось отличным способом маскировки. Переползая с места на место, бородач всего на мгновение выглядывал из-за укрытия и сразу нажимал на спусковой крючок.