Когда Вильмонт пришел на квартиру к Авинову, там вовсю хозяйничали его коллеги из питерской охранки — коллежский секретарь Золотников и титулярный советник Сапруянов. Чины из местной полиции и морской контрразведки оказались в их присутствии на вторых ролях. Как можно было ожидать, питерцев совсем не порадовал визит конкурента из «летучего отряда», тем более что формально они находились у него в подчинении. По душе Вильмонта неприятно скребануло при виде недовольных лиц. Впрочем, давно пора уже было привыкнуть к нелепым нравам, царящим в собственном департаменте.
Тело застрелившегося Авинова уже забрали приехавшие из Самары родственники, чтобы похоронить на родине. А его слуге еще предстояло доказать, что он не знал о шпионской деятельности своего господина.
Покойный Авинов не пользовался услугами бесплатного денщика из матросов, хотя имел на это полное право. Между тем практически все офицеры имели дармовую прислугу из нижних чинов. Любой мальчишка, едва надев мичманские погоны, первым делом обзаводился собственной прислугой. Даже фельдфебели желали для себя подобной привилегии. И не только фельдфебели, но и каждый унтер и даже ефрейтор имели своих «камчедалов», то есть денщиков, которых им иметь не полагалось. «Камчедалы» чистили своим барям сапоги и одежду, носили им обед, ставили самовары, нянчились с фельдфебельскими детьми, были на побегушках.
Поэтому отсутствие у капитана первого ранга Авинова бесплатного слуги из солдат наводило на мысль, что покойный контрразведчик желал иметь подле себя не абы кого, а доверенного человека, на преданность которого он мог всецело положиться.
И кстати, внешность слуги показалась Вильмонту довольно подозрительной. Для своей профессии он выглядел чересчур элегантно, был молод и имел привлекательную, хотя и довольно слащавую женственную наружность. С лица его не сходила, словно приклеенная, кокетливая улыбочка.
Этого франтика определенно следовало тщательно проверить на причастность к делам хозяина. Только сделать это надлежало тонко. А пока Вильмонт вежливо обратился к нему с вопросом:
— Вы, несомненно, хорошо знаете гардероб своего покойного хозяина. Не носил ли он шпор?
— Да, у Андрея Васильевича имелась лошадь, и, конечно, он надевал шпоры, когда собирался совершить конную прогулку в окрестностях Гельсингфорса, — застенчиво ответил слуга.
Однако сапог Авинова в квартире не оказалось, ибо всю одежду умершего забрали его родственники. Таким образом, надежда Анри сличить сапоги подозреваемого в убийстве с гипсовым слепком и имеющимся у него фотографическим снимком пока не оправдалась. Тогда Вильмонт использовал свой второй козырь, снова обратившись к слуге морского контрразведчика с вопросом:
— А сигары он курил?
Слуга тут же принес коробку с кубинскими сигарами. К большой радости Вильмонта, они оказались той же марки, что и найденный им на дороге, ведущей от места преступления, окурок. Анри снова воспрянул духом после неудачи со следом.
Еще более его окрылил осмотр экипажа, которым пользовался для выездов Авинов. На правом заднем колесе его имелась выбоинка, как будто похожая на след экипажа, в котором мог приехать убийца. Сходилось и то, что Авинов был выше убитого им адъютанта, а значит, мог выстрелить ему в голову только под углом. Ведь именно об этом говорил на месте преступления полицейский врач Тайво Лехтинен. Так что все доказательства как будто складывались одно к одному.
А тут еще Кошечкин, желая порадовать Вильмонта, по секрету сообщил, что арестованный контрабандистский лоцман Густафсон тоже на допросах начал давать показания про немецких агентов, которые якобы предложили ему большие деньги, чтобы он дал им своих людей, которые могли бы провести вражеские миноносцы в порт. Правда, Анри не слишком доверял этим так вдруг своевременно появившимся показаниям. Он прекрасно знал, что, несмотря на технический прогресс и впечатляющие достижения криминалистической науки, кулак, как и в старые времена, оставался главным методом выбивания нужных доказательств.
Но даже и без признаний лоцмана Анри имел все основания гордиться собой. Ведь именно он, а не местные полицейские и коллеги из своего же департамента добыли самые ценные доказательства, благодаря которым почти не оставалось сомнения в том, что Авинов убил своего тайного сообщника. Спеша закрепить успех за своим отделом, Анри послал шифротелеграмму командиру «Летучего отряда» охранки Арнольду Эристову: