Загадка Отилии

— Дорогой дядюшка, религия имеет свой смысл, иначе за нее не боролось бы столько великих умов. Я раньше совсем не то говорил, но это чтобы попортить кровь моей теще, а в сердце своем, могу сказать откровенно, — я ве­рую. Я видел людей науки, ученых, которые ходят в цер­ковь. Так и знайте: религия и наука идут рука об руку, и каждая своими средствами, верой и разумом, утверждает могущество божества. С той поры, как умер Релишор, я глубоко все обдумал, вопрошал свою душу и понял: наша нация благодаря вере защитила себя от турок, татар и дру­гих врагов. Румын — православный христианин. Я румын и, следовательно, молюсь богу. И потом, знаете что? Су­ществуют таинственные силы, которые не может постичь ни один ученый. Например, что мы такое перед всемогу­щим богом? Ничто! Я видел людей, стоявших одной ногой в могиле, которых все знаменитые врачи уже обрекли на смерть, а они вдруг воскресали благодаря молитве. Я каз­ню себя за то, что не причастил своего ангелочка. Что еще можно сказать, если даже великие умы иногда пасуют перед тайною мирозданья и возвращаются к народной муд­рости? В глубине души я всегда был православным хри­стианином, а теперь осуществлю это на практике: буду по­ститься, соблюдать обряды и как просвещенный человек подам пример новым поколениям. Вы слушаете меня, дядюшка? Я хочу сообщить вам конфиденциально. Один старый священник, человек ученый, святой человек, пове­дал мне, что ничто так не укрепляет душу, как исповедь. Это великое таинство. Правда, я могу дать этому и научное объяснение. Хе-хе, Стэникэ не такой уж глупый человек, напрасно вы пытаетесь над ним подсмеиваться. Хотите услышать научное объяснение? Каждый человек в от­личие от животного имеет моральное сознание, которое ока­зывает на него давление, как только он попытается сделать подлость. Например, я богатый человек, а другой из-за меня страдает, тогда моя совесть начинает работать помимо моей воли и отравляет мне кровь. Но едва я скажу духов­нику: «Святой отец, я заставил такого-то человека стра­дать, я грешник», — и совесть облегчится, очистится кровь, честное слово! Вот поэтому-то старухи так долго и живут. Батюшка мне много еще чего говорил, и действительно, он прав: человек копит до определенного времени, а потом ко­пить уже не имеет никакого смысла. Много вы еще прожи­вете? Ну, скажем, пятнадцать-двадцать лет. («Завтра бы тебя закопать!» — подумал про себя Стэникэ.) У вас мет ни ребят, ни щенят, ни поросят! Так транжирьте, домнул, деньги направо и налево, гуляйте, кутите, это по-христиан­ски, ибо благодаря вам будет жить и благословлять вас ру­мынский купец. Впрочем, существует и экономический за­кон: богатство — это обращение капитала. Включайтесь в обращение, домнул. Иначе что же получится, а? После вашей воздержанной жизни, после монашеского существо­вания явится моя теща, присвоит все, что у вас есть, и будет развлекаться на ваши деньги! Конечно, она ваша сестра, но у нее своя доля, а у вас своя. У каждого свой талант, как говорится в священном писании. Вы были работящим, порядочным человеком, приумножили то, что вам было дано, и это ваша заслуга. А придет Тити, развалится, по­ложив нога на ногу, в вашем кресле и проест вместе с женщинами все, что вы скопили за свой век честным трудом. Такова жизнь.

Старик прекрасно понимал маневры Аглае и Стэникэ и не давал себя запугать разговорами о деньгах. Но непре­станные напоминания о смерти внушали ему ужас. Вместе с прояснением ума исчезла и беспричинная радость, в ду­ше его угнездился страх. Он никогда не думал о смерти, не ходил в церковь, не придерживался определенных убежде­ний в этой области, потому что душа его была целиком по­глощена реальностью существования. Дядюшка Костаке верил в реальность кирпичей, сложенных во дворе, табака, денег, увязанных в пакет, и даже рая не мог вообразить без этих вещей. Страх его был слепым, инстинктивным и сопро­вождался предчувствием, преследовавшим его, как галлю­цинация, что наступит момент, когда его ограбят, лишат всего, выбросят из дому, а он будет все видеть, но не смо­жет даже пошевелиться. Смерть дядя Костаке представлял себе как повальный грабеж и полный и вечный паралич. Большего наказания, чем наблюдать все это и не быть в состоянии что-нибудь сделать, казалось, и не могло суще­ствовать. По ночам ему снилось, что он хочет убежать, но его засосала липкая грязь или все члены сковывает непонят­ное оцепенение. А то ему представлялся скандал с Аглае и ее чадами. Ему чудилось, что воры связывают ему ноги веревкой и он падает куда-то вниз головой. Чаще всего ему снились большие черные жуки. Когда он засыпал после обе­да, ему все время мерещились похоронные дроги, запря­женные множеством лошадей, которые переезжают его.