Мой дорогой, столь преданный Ордену Регуил!
Боюсь, Вы и не представляете себе тех перемен, что произошли в мире. Отгромыхала страшнейшая из войн. Перекроена вся Европа. Япония разгромлена оружием, которое никогда и не снилось Ордену.
Да и Ордена-то самого по сути уже нет. Магистр давно скончался, мир праху его. Умер также и наш общий брат лейтенант N. de F. И другие шесть лейтенантов Ордена также покоятся с миром.
Проблема, связанная с деспозинством и деспозинами, правда, не умерла и еще заботит некоторые умы, но занимается ей уже не единый, некогда столь могущественный Орден, а отдельные Центры, раскиданные по всему свету и по сути не сообщающиеся друг с другом.
В свете этих обстоятельств Вы, милый моему сердцу Регуил, представляетесь мне последним из атлантов, волею судеб заброшенного в какие-то отдаленные горы и потому не ведающего о гибели своей расы.
И забудьте Вы о своем высоком положении в Ордене и вообще о субординации, существовавшей в нем. Ваши приказы попросту смешат меня. Впрочем, смех этот скорее печальный, ибо большей частью я вам все-таки сочувствую. Ибо Вы одиноки, мой друг (уж позвольте, вопреки умершей давно субординации, осмелюсь Вас так называть). Только, наверно, Прометей, прикованный к горам Кавказа, был так же одинок.
О судьбе появившегося у вас деспозина, являющегося, кстати, сыном русского белогвардейца и глухонемой содержанки, не слишком беспокойтесь – найдется кому позаботиться о нем. Полагаю, что в Колымлаге ему оставаться недолго – в самом скором времени его приберет один из Центров, о которых я говорил.
Что касается Дидье Риве, то его судьба давно уже мало кого волнует. Вся история, связанная с кюре Беренжером Сонье, дано покрылась такой плесенью времени, что ее давно уже можно списать в архив как некий исторический курьез. И все сведения, которыми владеет этот Риве, тем более потеряли для нас какой-либо интерес. Думаю, поступят правильно, если вскоре его отпустят на поселение, за 101-й километр.
Могу то же устроить и для Вас. Отдохните от Ваших забот, милый Регуил. Доживайте спокойно свой век, ведь Вам, как и мне, не так уж долго осталось его созерцать.
Весьма сожалею, что никому не могу поведать о Вас – Ваша печальная судьба поистине достойна героической поэмы.
И прошу более не обременять меня своими шифровками – это, право, небезопасно.
Приписка
Подпись расшифровать по-прежнему так и не удалось, хотя уже месяц над этим бьются лучшие криптографы вверенного мне отдела.
Продолжаем работу в этом направлении.