Загадка патриарха

Я подрядил трех опытных журналистов и поручил им провести вначале рейд по продовольственным магазинам, а потом по ресторанам и кафе. Оказалось, что почти всюду в ассортименте не было ни компотов, ни соков, ни фруктовых консервов. Газета опубликовала две острые критические статьи. Тут же были изданы приказы Главного управления торговли и Главного управления общественного питания, обязывавшие пересмотреть ассортимент. Газета дала несколько статей видных медиков, подробно объяснивших пользу этих продуктов. В популярном у читателей "Справочном бюро" "Вечерки" напечатали несколько наивных вопросов и обстоятельных ответов на ту же тему. Словом, через месяц соки и компоты с полок как ветром сдуло. А оставшиеся 7 тыс. рублей пошли на премии вечерочникам.

Клапан на котле, или видимость плюрализма

В "Вечерней Москве" дела обстояли неплохо. Тираж продолжал расти, настроение было хорошее. "Вечерка" активно влияла не только на общественное мнение, но и на органы власти. Под постоянным прицелом были бюрократы, бездельники, хапуги. В те времена с печатью считались, к ее слову прислушивались - не то что сейчас, когда газета может опубликовать острый разоблачительный материал, привести неопровержимые факты - и ничего, никто не реагирует. Повторюсь: в 90-е годы общество добилось свободы печати, а власти свободы... от печати. Ныне же предпринимаются попытки вновь накинуть узду на неугодных журналистов, особенно телевизионщиков, создать всякие наблюдательные советы, восстановив тем самым цензуру.

Но тогда, в те прошлые годы, мы, даже не мечтая о свободе печати, все же умудрялись кое-чего добиваться. А что может быть прекраснее для газетчика, чем сознание, что ты влияешь на жизнь, что может быть прекраснее для редактора, чем длинные очереди к газетным киоскам за твоим детищем!

Редактора "Вечерки" приглашали на все театральные премьеры, концерты, выставки художников, на приемы в иностранных посольствах. Довольно быстро я стал "невестой на выданье": то меня пригласил пойти к нему замом главный редактор "Известий", знаменитый журналист и зять Хрущева Алексей Иванович Аджубей, то мне предложили пост заместителя председателя Государственного комитета по телевидению и радиовещанию. Но я отказывался, предпочитая оставаться в своей любимой "Вечерке".

И вдруг звонок главного редактора "Литературной газеты" Чаковского: "Не можете ли заехать на пятнадцать минут?". "Чего ради!" - подумал я. О Чаковском я знал, что это средний писатель, автор неплохой повести о блокаде Ленинграда; знал, что он вечно курит вонючие сигары, бриолинит волосы и очень сутулится. А отношение к "Литгазете" было у меня едва ли не презрительное: ведомственное издание Союза писателей с ничтожным тиражом в Москве. В "Вечерке", всегда гнавшейся за оперативностью, я ввел правило: если какая-нибудь центральная газета раньше нас даст важную информацию о московской жизни, заведующий отделом, прозевавший новость, наказывался. На "Литгазету" это правило не распространялось, нас она почти никогда не опережала, а если даже и давала первой интересную информацию, то кто же ее читал...

Чаковский был значительно старше меня, и элементарная вежливость заставила поехать к нему. Я вошел в огромный кабинет, пропахший сигарным дымом.

- Вот почитайте два документа, а потом поговорим, - сказал Чаковский после приветствия.

Первым была его записка в ЦК. Редакция предлагала преобразовать "Литгазету" в еженедельное шестнадцатистраничное издание нового типа, с тем чтобы оно освещало важнейшие проблемы духовной жизни общества и могло при этом выражать и неофициальную точку зрения.

Как утверждают, первоначально это была идея Сталина. В конце 40-х годов, когда разгорелась "холодная война", "Литгазета" стала печатать забористые статьи на международные темы, вроде знаменитого фельетона под заголовком (если не ошибаюсь) "Политик в коротких штанишках" - о президенте США Гарри Трумэне. Когда соответствующее посольство обращалось с протестом в МИД, там отвечали: "Литгазета" - неофициальное издание, выражающее точку зрения советской общественности, а в СССР - свобода печати, ничего поделать не можем. После смерти Сталина газета постепенно утрачивала свой полемический пыл.

Записка Чаковского выглядела весьма убедительно. Он вообще был мастер сочинять такие документы, в чем я не раз убеждался в последующие годы, у него был острый политический нюх. К тому времени, к середине 1966-го, хрущевская оттепель, не превратившись, вопреки страхам партократов, в половодье, почти сошла на нет, и Брежневу требовалась хотя бы какая-то видимость "свободной", либеральной прессы. Словом, Чаковский попал в "яблочко". Вторым документом, который он передал мне, было решение Политбюро ЦК, одобрявшее предложение редакции.

- Прочитал, очень интересно... - сказал я.

- Предлагаю вам стать моим первым заместителем и вместе создать такую газету.

Я не раздумывал ни минуты:

- Согласен! Но учтите, что я привык к самостоятельности.

Он усмехнулся: