...А Громыко через полчаса снова позвонил. Напрасно я убеждал его, что это просто юмор, что заметка стилизована под язык мидовских документов. Министр стоял на своем. Он позвонил и Чаковскому. Пришлось принести извинения неизвестно за что.
Но это пустяк. Куда хуже бывало, когда ЦК - не напрямую, а руками цензора снимал с полосы неординарные материалы. Случалось такое нечасто, но случалось.
В "Правде" появилось небывалое траурное сообщение: ЦК и Совет Министров выражали соболезнование родным и близким работников Минского радиозавода, погибших при взрыве. "Небывалость" заключалась в том, что обычно землетрясения, пожары, взрывы и другие чрезвычайные происшествия печатью замалчивались - при социализме все должно было быть спокойненько. А тут напечатала "Правда"!
Естественно, я тут же командировал в Минск нашего специального корреспондента писателя Александра Борина. Он прекрасно справился с заданием и написал острую статью размером в целую полосу о причинах взрыва, халатности и безответственности проектировщиков, главным образом по вине которых и взорвался цех. Понимая, что цензура так вот просто не пропустит статью, я позвонил в Минск и попросил первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии, замечательного руководителя и человека Петра Мироновича Машерова прочитать материал. Тот все одобрил.
Но не тут-то было. Главлит - цензура - статью не пропустил, поскольку против ее публикации грудью встал Отдел оборонной промышленности ЦК. Зав. отделом Сербин посчитал, что статья бросает тень на всю оборонную промышленность страны. Напрасно я несколько раз звонил секретарю ЦК Д.Ф. Устинову, напрасно ссылался на мнение Машерова.
- Вот пусть белорусские газеты и печатают ваш материал, - заявил Устинов.
Да, до плюрализма было еще далеко...
Лишь спустя много лет, во времена перестройки и гласности, "Литературная газета" все же опубликовала статью А. Борина, изложив ее предысторию.
И еще об одной статье Рубинова. Называлась она "Телефон доверия". Анатолий Захарович побывал в командировке в Польше. В Варшаве и Кракове его ознакомили с работой "телефона доверия", по которому звонили люди, доведенные до отчаяния, до грани самоубийства, а в ответ слышали успокаивающие, добрые слова. В Советском Союзе не публиковалась официальная статистика самоубийств, хотя число людей, решивших покончить с жизнью, всегда было немалым. Изучив польский опыт, Рубинов предложил ввести "телефон доверия" и у нас.
Бдительная цензура обратилась за указаниями в ЦК. Там ответили, что все это выдумки католической церкви, а у нас нет нужды в таком телефоне. Два года бился Рубинов вместе с редакцией, доказывая нашу правоту, два года! И "телефон доверия" был установлен, причем в нескольких городах. Сейчас это кажется нормальным и естественным, а тогда...
Тот же Рубинов первым попытался ввести "службу знакомств" и публиковать брачные объявления. Это была весьма острая проблема, учитывая неблагоприятную демографическую обстановку в ряде регионов. Но публикация в "Литгазете" тут же вызвала грозный окрик "Правды" под рубрикой "Из последней почты", где утверждалось, что советскому народу с его высокой моралью электронные свахи не нужны. Надо ли говорить, что брачные объявления теперь вошли в наш быт. А в те годы сколько было издевок по поводу этой публикации Рубинова!
Литература в "Литературке"
Конечно, наиболее сложным и опасным "субъектом" новой "ЛГ" была художественная литература. Курировал первую тетрадку, где печатались статьи критиков, рецензии на новые книги и на публикации в "толстых" журналах, на спектакли и кинофильмы, заместитель главного редактора Евгений Алексеевич Кривицкий. Безгранично преданный литературе, он был искренне убежден, что все остальные, особенно я, спят и видят, как бы отобрать у нее газетную площадь и отдать внутренним отделам. Он был своеобразным человеком. Честный, порядочный, бескорыстный, но мнительный, подозрительный, Кривицкий не терпел газетных новаций. "Сверхзадачей" его было никого не подпускать к первой тетрадке, где он хотел царить единолично, отстаивая, как он их понимал, интересы многонациональной советской литературы. С ним у меня вечно возникали споры, и Чаковский, как правило, поддерживал мою точку зрения.
В те годы в разгаре была "война алой и белой розы" - журнала "Октябрь" во главе с прозаиком Всеволодом Кочетовым и журнала "Новый мир", возглавляемого выдающимся поэтом Александром Твардовским. К "Октябрю" примыкали журналы "Москва" (Михаил Алексеев), "Наш современник" (Сергей Викулов), "Огонек" (Анатолий Софронов). Тогда они считались "правыми" и без разбора печатали произведения, часто второсортные, своих сторонников, с пеной у рта нападая на публикации "Нового мира".