Но до поры вино бурлило в моих жилах. Ветер пел, наполняя грот, призрачные гребни волн возникали из бездны, низким, завораживающим голосом распевая гимн приключениям. Как сильно, надо думать, оказалось снадобье, ибо та первая ночь под парусом грозила мне неисчислимыми ужасами. Спору нет, началось все хорошо: туман, как и предсказывал Дэвис, рассеялся, и свет маяка мыса Бульк указал нам безопасный путь ко входу в Киль-фиорд. Именно на этом отрезке пути мы, устроившись на корме и попыхивая трубками, вернулись к насущным проблемам, ведь мы ринулись в путь сломя голову, не успев все толком обсудить. Я выудил несколько новых фактов, хотя сомнения развеять не смог. Дэвис видел Долльманов только на их яхте, где отец с дочерью временно поселились. Про виллу на Нордерней он ничего не знал, хотя и высаживался однажды в гавани. Кроме того, у юной фройляйн имелась мачеха, оставшаяся на материке. Именно к ней и возвращались Долльманы в Гамбург, который, как пояснил мой друг, расположен достаточно далеко от моря, милях в сорока с лишним вверх по течению Эльбы от Куксхафена, который лежит у самого устья.
Договоренность, достигнутая накануне того опасного вояжа, заключалась в том, что обе яхты встречаются вечером в Куксхафене и оттуда вместе идут вверх по реке. Затем Дэвису предстояло отделиться от приятелей в Брунсбюттеле, что в пятнадцати милях выше по течению, где находится западная оконечность канала, ведущего на Балтийское море. Таков по крайней мере был первоначальный план. Но, сложив два и два, я пришел к выводу, что, хоть он и сам себе боится признаться, решимость его могла ослабнуть и мой друг последовал бы за «Медузой» хоть в Гамбург, хоть на край света. Ведь он находился во власти той самой силы, которая вопреки всем вкусам и привычкам побудила его отказаться от жизни на островах и предпринять этот вояж. Но тут Дэвис закрывал рот на замок, и мне оставалось только догадываться, что нечто, связанное с дочерью Долльмана, причинило ему такую жестокую боль и помутило рассудок. Но теперь мой приятель решился отбросить все и идти намеченным курсом.
Добытые мною факты порождали ряд важных вопросов. Неужели Долльман до сих пор не знает, что Дэвис и его яхта уцелели? Мой приятель вполне это допускал.
– Он мог ждать меня в Куксхафене или навести справки на шлюзе в Брунсбюттеле, но едва ли сделал это, потому как вряд ли сомневался в успехе. Если бы я врезался и засел на внешней отмели – шансов было сто против одного, – яхту разнесло бы в три минуты. Бартельс меня бы даже не заметил, а если и заметил, ничем не смог бы помочь. С тех пор я в тех местах не появлялся и не происходило ничего, что могло им указать на мое существование среди живых.
– Им? – переспросил я. – Кто такие эти «они»? Кто наши противники? Если Долльман – агент на службе у германского Адмиралтейства… Но нет, совершенно невероятно, чтобы юный англичанин мог быть хладнокровно убит в наши дни представителем цивилизованной и дружественной державы! Но если он не агент, то вся наша теория рассыпается в прах.
– Я полагаю, что Долльман поступил так на собственный страх и риск, – заявил Дэвис. – Но, мне сдается, это не имеет отношения к делу. Живые или мертвые, мы не делаем ничего противозаконного, и нам нечего стыдиться.
– А мне вот кажется, что имеет, – возразил я. – Кого заинтересует весть о нашем воскрешении? И как нам приступать к делу, открыто или втайне? Как понимаю, нам стоит как можно меньше показываться на глаза.
– Что до глаз, – резко заметил Дэвис, бросая взгляд в наветренную сторону из-под стакселя, – то нам предстоит пройти по судовому каналу. А это настоящая проезжая дорога, где ты у всех на виду. Зато потом никаких проблем не будет. Подожди, и сам увидишь те места! – И с губ его сорвался хрипловатый довольный смешок, от которого еще вчера у меня мурашки побежали бы по коже. – Кстати, это мне напомнило, что нам надо задержаться в Киле на день и пополнить припасы. Мы должны быть независимы от берега.
Я промолчал. Независимы от берега на семитонной яхте! В октябре! То же мне заветная цель!
Около девяти вечера мы обогнули мыс и вошли в Киль-фиорд, после чего нам предстояло пробиваться добрых семь миль против ветра до самого города. До этой поры возбуждение и интерес неплохо поддерживали меня на плаву. Это если не считать одного глубоко запрятанного опасения: если вдруг с Дэвисом что-то случится, что буду я делать с яхтой? Но я рано похоронил свои страхи – они только начинались. Дэвис не раз уже побуждал меня лечь и выспаться. Наконец я отправился вниз и скрючился на подветренном диванчике с карандашом и блокнотом. Вдруг с палубы донеслись хлопки паруса и топот, а я начал потихоньку сползать на пол.
– Что происходит? – в панике заорал я, увидев Дэвиса, нырнувшего в дверь каюты.
– Ничего, – отозвался он, потирая замерзшие руки. – Просто поворачиваю. Не подашь мне бинокль? Там пароход впереди. Знаешь, если тебе совсем не хочется спать, можешь приготовить суп. Дай-ка взгляну на карту.