Загадка Прометея

Но Атрей лишь глубоко вздохнул: — Скажу и об этом, милый мой родич. Терпение, я скажу обо всем. Ибо желаю рассказать тебе все без утайки, хочу разделить с тобой все мои заботы. Да и с кем еще мне разделить их? С этими болванами?! Итак, прежде всего — наши внутренние проблемы. Покуда тебя не было тут, как ты знаешь, кое-что произошло. При Фиесте дела страны основательно пошатнулись. Двор — сплошное распутство, обезьянья погоня за модой, транжирство. На общественных работах — панама, деньги текли рекой, работа стояла. А нищета народная уже вопияла к олимпийцам. Я не мог далее оставаться безучастным. Не говоря уж о том, что Фиест, распутный Фиест осквернил мой дом, собственное мое ложе!… Случай распорядился так, чтобы я пришел к власти при поддержке военной партии. Забудь предубеждение! Я не военная партия, я — Атрей, Атреем и останусь.

— Нигде нет такой панамы, — опять вставил Геракл, — как на военных поставках. И нет нищеты народной страшнее, чем та, в какую ввергнет народ война. Я привез из Трои мир. Приам ничего и не просит, только чтоб вернули ему Гесиону да выплатили символический, можно сказать, штраф. Зато Геллеспонт будет наш!

— Знаю, — сказал Атрей. — И уже решил: строжайше потребую от Теламона удовлетворить требования Приама. Иначе пусть не рассчитывает на мое содействие, а тогда уж пеняет на себя. Поверь же мне, дорогой мой родич: я не принадлежу к военной партии!.. Ведь знаешь ты по крайней мере, что я не дурак?!

— Знаю, что ты умен, как лиса и змея, вместе взятые.

— Вот видишь! А если я умен, то могу ли не знать, что мы выиграли бы на мире с Троей и что проиграли бы, ввязавшись в войну?

— Зачем же тогда вертится здесь Теламон?

— А вот, видишь ли, какая беда. Гесиона в положении. И Теламон дал торжественный обет, заверил клятвенно, что признает будущего ребенка законным наследником и воспитает в собственном доме подобающим образом. Жена Теламона и ее малолетний сын Аякс дали на то письменное согласие. Гесиона же объявила, что дитя свое желает родить Теламону и в доме Теламоновом. Что прикажешь делать при таких обстоятельствах? Возлюбленная по доброй воле покинула родину вместе с возлюбленным. Ни Зевс, ни законы гостеприимства не посрамлены. Личное дело двоих. В этом духе я и хочу говорить с Приамом, вернее, быть посредником. Во всяком случае, сделаю все, чтобы помочь достигнуть соглашения, избежать войны, бессмысленной, братоубийственной войны.

— Приам не хочет войны. Я сумел разъяснить ему, что означал бы для него военный поход на Элладу.

— Знаю, он войны не начнет.

— А тогда, — вскричал, уже теряя терпение, Геракл, — к чему вся эта великая спевка — съезд царей, военный совет?

Атрей рассмеялся.

— Только смотри, никому ни слова! Если проговоришься, отопрусь… Половина этих царей — о всемилостивый Зевс, какие ж это цари! — невежественные, тщеславные забияки, другая половина — жадные свиньи. Я хочу того же, что и ты. Мира хочу, свободного мореплавания, возрождения колоний и расширения их сети. Однако разве не нужны для этого корабли, оружие, продовольствие, тысячи решительных юношей? Не нужны?.. Так откуда же все это возьмется? Одной сокровищницы Микен — особенно после фокусов Фиеста — для этого мало. Ну, а братия вроде Нестора… Скорее дохлый осел залп выдаст (не дай бог такой чести!), чем они — хоть один шекель. А ведь тут на тысячи талантов счет идет. Но сейчас они напуганы. И я еще больше их пугаю, сам распуская страшные слухи. Я буду не я, если не выколочу из них — когда же еще, как не теперь? — финансирование великого замысла. Нашего замысла! Моего и твоего, если поможешь! Да, твоего. Ибо на кого же мне рассчитывать, как не на тебя, дорогой родич мой!.. Ну, что скажешь на это?

— Я тебя слушаю.

Геракл оставался настороже. Однако Атрей умно, шаг за шагом продолжал развивать перед ним свой план, и Геракл словно бы слышал собственные речи:

Экспедиция на «Арго» сделала только полдела; но и та проблема, которую разрешил сейчас Геракл войной с амазонками, тоже, по сути, всего лишь полдела; самое серьезное и самое трудное еще впереди — западный бассейн Средиземного моря. А может, если удастся, и того дальше: на юге — Мавритания, за ней — прибрежные океанские острова; на севере — нынешняя Англия, берега северной Германии — родины янтаря и сильных рослых рабов, куда сидонцы едва осмеливаются забираться, греческие же мореплаватели, как говорят, прежде бывали там не раз.