Загадка пропавшей экспедиции

«Это был действительно ужасный момент, казавшийся еще страшнее из-за туманной ночи и тусклой луны. Бедный корабль трещал и сильно дрожал, и никто не мог сказать, что следующая минута не станет для него последней, а это означало бы, что мы могли лишиться всех наших средств безопасности».

Безвыходность ситуации усугублялась загадочной болезнью, поразившей команду «Террора» после того, как было забито последнее домашнее животное. «На шестой месяц экспедиции, — с горечью отмечал Бак в своем журнале 26 декабря, — экипаж стал капризным, медлительным и апатичным».

Когда люди стали жаловаться на слабость, Бак вначале решил, что они заболели цингой. Но он не предпринял никаких серьезных мер, чтобы добыть свежее мясо. Вместо этого капитан увеличил потребление консервов, наряду с лимонным соком и другими якобы противоцинготными средствами. Но дальнейшее развитие болезни показало, что она никак не походила на цингу. 13 января 1837 года один из членов экипажа умер, а десять из шестидесяти — включая офицеров и матросов — заболели, жалуясь на «вялость» и «простреливающие боли или судороги, вызывающие слабость» в суставах. У одного из заболевших, по имени Дональдсон, «отмечалась невнятная речь». Один из офицеров неожиданно «чуть не лишился чувств». Запасы консервов и «противоцинготные средства различных видов» не помогли. Если Бак во время предыдущей наземной экспедиции сам страдал от ужасных лишений, голода и цинги и был хорошо знаком с ее симптомами, то теперь он никак не мог понять, что за болезнь истребляет экипаж «Террора»: «Кто мог бы справиться с осознанием того, что его часы тоже сочтены?». Он был бессилен, поскольку ситуация «выходила из-под нашего понимания и контроля». Капитан все время искал причины страшного недуга. Вначале ему казалось, что болезнь занес на борт один из членов экипажа, потом он решил, что причина — во вредном воздействии на организм влажного, парникового воздуха внутри корабля и морозного сухого — снаружи.

Дональдсон, который проявлял признаки спутанного сознания и оставался в «сонном ступоре», умер 5 февраля. 26 апреля за ним последовал морской пехотинец по имени Александр Янг, который, умирая, разрешил провести вскрытие его тела. Судовой хирург обнаружил, что печень Александра была увеличена, в области сердца скопилась жидкость, а качество крови было «плохое». Когда Бак запросил в официальном письме к хирургу Донавану «его мнения по поводу возможных последствий, если корабль задержится еще на одну зиму в этом регионе», ответ доктора был таков: «это будет смертельно для многих офицеров и матросов». И когда «Террор» через десять месяцев наконец-то освободился ото льда, Бак немедленно направил корабль домой.

С корпусом, стянутым цепями для герметизации трещин, появившихся из-за давления льда, с течью «Террор» кое-как перевалил через Атлантику. Но даже во время путешествия Бак с бессильной яростью продолжал наблюдать, как распространяется болезнь. «Все происходящее было необъяснимым для врача-офицера, так как у нас было преимущество — лучшие припасы». Когда «Террор» был на пути в Ирландию, «опасение подхватить болезнь вынудило большинство людей обходиться без пищи». После завершения ужасного плавания сам Бак еще полгода восстанавливал силы.

Провал экспедиции Бака стал сильным ударом для Адмиралтейства. Тем не менее у властей не возникло ни малейшего желания исследовать болезнь, поразившую экипаж. К тому же наиболее вероятную причину — зависимость экспедиции от консервированной пищи и отсутствие свежего мяса — почти наверняка не приняли бы во внимание. Наоборот, через четыре года после возвращения Бака Королевским флотом было сделано все, чтобы заменить живой скот, составлявший основу рациона, консервами. Капитан Бэзил Холл писал:

«Консервированное мясо не просит ни есть, ни пить. Оно не умирает, не падает за борт, не ломает ног и не худеет, шатаясь по кораблю в плохую погоду. Не требует никакого ухода, всегда готово к потреблению, как в горячем, так и холодном виде. Его можно взять с собой в лодку как готовую пищу на столько дней, на сколько потребуется».

В 1844 г. второй секретарь Адмиралтейства Джон Барроу предложил предпринять последнюю попытку пройти Северо-Западным проходом. Он хотел завершить то, что начал четверть века назад, опасаясь, что Англия «открыв Западные и Восточные двери, будет осмеяна всем миром за то, что медлит в них войти». Обойдя молчанием крах экспедиции Бака, Барроу в своей заявке на финансирование предпочел сделать акцент на успешном тройном Антарктическом плавании под начальством племянника Джона Росса, Джеймса Кларка Росса 1839-43 гг.:

«Не следует думать о том, что мы можем потерять корабль или экипаж. Оба судна, привлеченные на службу во льды Антарктических вод, после трех плаваний вернулись в Англию в таком хорошем состоянии, что готовы участвовать в планируемой Северо-Западной экспедиции. Что же касается экипажей, стоит отметить, что ни одного заболевшего, ни одного умершего не было в большинстве путешествий в Арктический регион, на Север или на Юг».