— Итак, ты ее привел, — сказала она. — Очень мило с вашей стороны, дорогая, навестить старую женщину. Но вы понимаете, что значит быть инвалидом. Ведь нужно же быть в курсе всех дел, и если не можешь пойти и выяснить все самолично, то вот приходится ждать, чтобы кто-нибудь пришел и рассказал. И не думайте, пожалуйста, что все это — обыкновенное любопытство, нет, здесь нечто гораздо более важное. Ронни, отправляйся красить садовую мебель. Под навесом, в конце сада. Два плетеных стула и скамейка. Краска и все необходимое там приготовлено.
— Хорошо, тетя Каролина. — И послушный племянник удалился.
— Присаживайтесь, — сказала мисс Персехаус. Эмили села на указанный стул. Странно сказать, она сразу же почувствовала определенное расположение, симпатию к этой довольно острой на язык больной женщине. Она, несомненно, ощутила какое-то родство с ней.
«Вот человек, — подумала Эмили, — который идет прямо к цели, идет своим путем и умеет повелевать людьми. Точно как я, только мне посчастливилось быть довольно привлекательной, а ей во всем приходится полагаться на характер».
— Я знаю, что вы та самая девушка, которая помолвлена с племянником Тревильяна, — сказала мисс Персехаус. — Я все о вас слышала, а теперь вижу вас, и мне совершенно ясны ваши возможности. Желаю удачи.
— Спасибо, — сказала Эмили.
— Терпеть не могу распускающих нюни женщин, — сказала мисс Персехаус. — Я предпочитаю тех, что принимают решения и действуют. — Она сурово взглянула на Эмили. — Вот вам, я думаю, жаль меня — лежит, мол, тут, ни встать, ни прогуляться?
— Нет, — задумчиво произнесла Эмили. — Не знаю, жалею или нет. Я полагаю, что человек, если у него есть решимость, может чего-то добиться в жизни. Если не тем, так иным путем.
— Совершенно верно, — сказала мисс Персехаус. — Приходится только смотреть на жизнь под другим углом, чем остальные.
— Углом зрения, — пробормотала Эмили.
— Как, как вы сказали?
И Эмили, насколько это было в ее силах, объяснила в общих чертах свою теорию, которую разработала в это утро, рассказала о том, как она уже успела применить ее на практике.
— Неплохо, — сказала мисс Персехаус, кивая головой. — Ну а теперь, моя дорогая, перейдем к делу. Будучи не дурой, я полагаю, что вы приехали в деревню подразузнать, что сможете, о людях и посмотреть, не имеет ли то, что вы узнали, какого-нибудь отношения к убийству. Итак, если вы хотите услышать что-нибудь о людях, я могу вам кое-что сказать.
Эмили не стала терять времени. Немногословно, по-деловому приступила к делу.
— Майор Барнэби?
— Типичный отставной офицер, недалек, кругозор ограничен, склонен к ревности. Легковерен в денежных делах. Готов вложить деньги в дутое предприятие на Южном море, а у себя под носом и слона не заметит. Любит быстро разделываться с долгами и не любит тех, кто не вытирает ноги о коврик.
— Мистер Рикрофт? — спросила Эмили.
— Занятный маленький человечек, страшно самовлюблен. Капризен. Считает себя замечательной личностью. Думаю, он уже предложил вам свою помощь, чтобы разобраться в деле, опираясь на свои замечательные познания в криминологии.
Эмили призналась, что так оно и было.
— Мистер Дюк? — спросила она.
— Совершенно ничего не знаю об этом человеке, хотя и должна бы знать. Типичный случай: надо бы знать, а все-таки не знаю. Странно. Так вот бывает с именем — вертится у тебя на языке, а вспомнить не можешь.
— Миссис и мисс Уиллет? — спросила Эмили.
— Ах, Уиллет! — Мисс Персехаус в некотором возбуждении опять приподнялась на локте. — Ну да, мать и дочь. Сейчас я вам кое-что расскажу о них, моя дорогая. Может быть, это вам пригодится. Пройдите туда, к моему письменному столу, и выдвиньте маленький верхний ящик, тот, что слева. Да, да, правильно. Принесите мне чистый конверт, который там лежит.
Эмили принесла, как было ведено, конверт.
— Не скажу, что это важно, скорей всего — нет, — сказала мисс Персехаус. — Все так или иначе лгут, и миссис Уиллет имеет полное право поступать как все.
Она взяла конверт и пошарила в нем рукой.
— Расскажу все по порядку. Когда эти южноафриканские дамы перебирались сюда со своими распрекрасными нарядами, с горничными и новомодными чемоданами, то мать с дочерью ехали на «форде», а горничные с чемоданами — на станционном открытом автомобиле. И естественно, это было, как вы понимаете, событием. Я смотрела в окно, когда они проезжали, и заметила, как цветная наклейка оторвалась от чемодана и закружилась на краю моего участка. А я терпеть не могу беспорядка и всяких валяющихся бумажек. Конечно, я отправила Ронни ее подобрать и собиралась выбросить. Но она оказалась такой яркой и красивой, что, пожалуй, пригодится для альбома, в который я наклеиваю вырезки для детской больницы. Больше бы я о ней и не вспомнила, если бы миссис Уиллет не раз и не два не подчеркивала то, что Виолетта никогда не покидала Африки, а сама она бывала только в Англии и на Ривьере.
— Вот как? — удивилась Эмили.