Короткая трель из дудки первого вахтенного офицера, едва слышная из-за шума машин — и топот многих ног по палубе: матросы несутся в корму. Снова трель, и снова топот ног: теперь все возвращаются назад, к рубке.
Все это продолжается несколько минут. Лодка шевелится, но не сходит с мели. Нужно попытаться развернуть ее.
— Стоп, правая машина! Лево на борт! Правая машина, малый вперед! — командую я.
Лодка медленно, мучительно медленно поворачивает, но остается на месте.
Наблюдатель правого борта шепчет мне:
— Господин капитан-лейтенант, там — тень…
Я оборачиваюсь:
— Где?
Он показывает направление рукой. По фьорду перед входом в нашу бухту медленно идет корабль. Безмолвный, без огней, едва видимый контур. Серый призрак в полутьме северной ночи.
Тут на его борту возникают вспышки света. Сигналы морзянки прожектором. Он запрашивает у нас опознавательный знак.
— Господин капитан-лейтенант, что им ответить? — спрашивает сигнальщик.
Он говорит приглушенно, хотя шум наших машин лишает это смысла.
Теперь мы — в непосредственной близости двух вражеских кораблей: за кормой — крейсер, перед нами — неизвестный корабль.
Сигнальный прожектор уже в руках у Хэнзеля.
— Оставьте это, — говорю я поспешно. — Может быть, этот парень примет нас за затемненный светящийся знак.
Корабль поморгал нам еще морзянкой, но мы продолжаем молчать. Наконец, он оставляет свои напрасные попытки.
— Господин капитан-лейтенант, — обращается ко мне Хэнзель, — там, рядом с берегом, стоит рыбацкий катер…
Он умолкает. Но мы понимаем в этой чрезвычайной ситуации друг друга с полуслова. Если все кончится неудачей, то мы могли бы на этом катере дойти до Нарвика, подумал я, и отдаю вниз приказание:
— Пулеметы, пистолеты и ручные гранаты приготовить!
Взгляд на крейсер: продолжает спать.
Наблюдатель левого борта:
— Господин капитан-лейтенант, это — рыболовное судно.
Я снова смотрю на силуэт. Верно, он прав. Это вооруженное рыболовное судно. Оно остановилось как раз перед входом в нашу бухту.
Итак, мы в положении мыши в мышеловке. Беспомощные. Без единой торпеды. Лакомая добыча сразу для двух вражеских кораблей, каждый из которых гораздо сильнее нас, пока мы над водой.
Голос старшего штурмана:
— Лодка пошла назад!
В тот же момент мы замечаем это все. Скребущий звук, лодка скользит назад, нос опускается и мы — на ровном киле…
Свободны! Слава богу, мы свободны!
— Всем вниз! — командую я. — За исключением верхней вахты! Восстановить дифферентовку!
Мы следуем к темному силуэту судна, которое блокирует выход из бухты. Непосредственно перед ним мы погружаемся. Когда он вникает в суть происходящего, уже поздно: мы отходим полным ходом. Позади нас грохочут бесполезные теперь взрывы глубинных бомб.
Когда я спускаюсь из боевой рубки в центральный пост, то слышу чей-то голос:
— Поистине, это была партия игры не на жизнь, а на смерть.
И я думаю: «Поистине, если бы мне время позволяло, я бы тоже испугался».
Шестьдесят шесть тысяч тонн
Два часа ночи. Я лежу на своей койке в беспокойном полусне.
Из радиорубки напротив доносятся сигналы морзянки. От моей каюты радиорубка отделена только зеленой занавеской.
Радист Штейнхаген докладывает:
— Господин капитан-лейтенант, радиограмма на все лодки: «В центральной части Северного моря немецкий самолет совершил вынужденную посадку. Координаты…»
Я вскакиваю с койки, хватаю фуражку и вхожу в центральный пост. Бросаю взгляд на карту: указанное место находится впереди по курсу рядом с нашим маршрутом.
Я поднимаюсь на мостик. Верхняя вахта мерзнет на холодном, пронизывающем ветру. Я даю короткое указание: «Быть внимательными. Искать пилотов самолета, совершившего вынужденную посадку».
Затем снова спускаюсь в центральный пост, прокладываю новый курс и приказываю разбудить меня в семь часов утра, конечно, если что-либо не случится раньше.
Утром в семь часов Рот включает свет в моей выгородке и сообщает:
— Семь часов, господин капитан-лейтенант.
Когда я поднимаюсь на мостик, над водой узкими полосами висит утренний туман. Ничего не обнаружено, ничего нового.
Досадно. Мы уже проходим указанную позицию. В тумане экипаж самолета можно было и не заметить, и тогда они рискуют остаться без помощи.
Поглощенный этими мыслями, я спускаюсь в кают-компанию. Фарендорф уже сидит за столом и завтракает.
Утреннее приветствие. Мы сидим напротив друг друга, вплотную со шкафом и койками.
Фарендорф о чем-то рассказывает. Я слышу его голос, не вникая в содержание. Мои мысли вертятся вокруг летчиков, которые где-то плавают и ждут помощи. Мы должны спасти их… мы должны…
Внезапно очевидная мысль озаряет сознание. Я вскакиваю и устремляюсь в центральный пост. Снова склоняюсь над картой: все верно! И следует команда:
— На мостик: лево на борт! Курс двести сорок пять градусов!
Я возвращаюсь к столу. Теперь Фарендорф молчит. Он лишь посматривает на меня со стороны. Затем встает и отправляется на мостик. Начинается его смена. Я жую свой хлеб в одиночестве.
Через короткое время доклад с мостика:
— Командиру: впереди по курсу сигнальная ракета.