«Загадка» СМЕРШа

Гофмайер с нетерпением ждал встречи с красным парашютистом. Он уже всем своим существом жил предвкушением предстоящего поединка с русским. Ноздри его хищного носа затрепетали, а в глазах появился азартный блеск. То же самое читалось на лицах Штейнблюма и Функа.

Внизу хлопнула входная дверь. Под тяжестью шагов жалобно заскрипели ступени деревянной лестницы. Перед кабинетом они затихли. Прошла секунда-другая, и громкий стук всколыхнул напряженную тишину штаба. Гофмайер разрешил войти. Дверь распахнулась. Зверев с Остапчуком втащили в кабинет парашютиста и, придерживая его под руки, застыли у порога. Гофмайер цепким оценивающим взглядом пробежался по нему.

Невысокого роста и далеко не богатырского телосложения русский не произвел впечатления. Мимо такого пройдешь и не обратишь внимания. Сделав шаг вперед и покачиваясь с пятки на носок, Гофмайер продолжал буравить парашютиста холодным взглядом. На обмороженном и затекшем от кровоподтеков лице жили одни жгуче-черные глаза. В них он увидел то же, что десятки раз наблюдал у арестованных подпольщиков и партизан. В глазах парашютиста полыхал огонь ненависти.

«Швайн! Упрямый фанатик!» — подумал Гофмайер, и его охватило жгучее желание растоптать парашютиста. С трудом подавив вспышку ярости, он, тяжело ступая, вернулся к столу и, развалившись в кресле, намеренно выдержал долгую паузу.

Тепло, исходившее от русской печки, отогрело заиндевевшее на морозе лицо Виктора. Кусочки льда на бровях, ресницах растаяли и бурыми ручейками заструились по щекам. Он тряхнул головой. Потолок со стенами перестали кружиться, и перед ним, как сквозь туман, проступили размытые силуэты. Серебряное шитье погон выдавало в них офицеров. За их спинами с парадного портрета таращился пучеглазый фюрер.

В наступившей тишине было слышно лишь звонкое потрескивание поленьев в печи. Затянувшемуся молчанию, казалось, не будет конца. Первым терпение иссякло у Штейнблюма. Он шагнул к Виктору, но, наткнувшись на колючий взгляд Гофмайера, остановился. Тот, сохраняя каменное выражение лица, начал допрос. Не получив ответов, он кивнул Штейнблюму, и тот пустил в ход кулаки. Один из ударов пришелся на поврежденный позвоночник Виктора. От нестерпимой боли в его глазах все потемнело, и, теряя сознание, он повалился на Зверева.

К жизни Виктора вернул сладковато-холодный привкус на запекшихся от крови губах. Он с трудом их разжал, и живительная влага тонкой струйкой полилась в пересохший рот. Чьи-то заботливые руки осторожно касались лица и смоченной в воде тряпицей очищали от сукровицы. Виктор открыл глаза и, освоившись с полумраком, увидел перед собой три склонившиеся фигуры. Слабые лучи солнца, проникавшие в камеру через крохотное зарешеченное оконце, падали на исхудавшие, в ссадинах и ушибах лица.

Его сокамерниками в тюрьме тайной полевой полиции оказались доктор Потапов, снабжавший партизан медикаментами, и два разведчика из отряда дяди Вани — Николай и Владимир. Они оказались единственными из группы, которая должна была принять посланца с Большой земли — разведчика Северова, захваченного карателями в плен. С их помощью Виктор стащил с себя ватник, телогрейку и, превозмогая боль в позвоночнике, перекатился на живот. Доктор склонился над его спиной и не удержался от горестного восклицания.

Между лопаток синюшными пятнами проступили места ушибов. Пальцы Потапова осторожно касались их и позвонков. Виктор терпеливо переносил боль, пульсирующими ударами отзывавшуюся в затылке, и коротко отвечал на вопросы доктора. Его слова вызвали у Потапова вздох облегчения: он не обнаружил переломов. После перевязки конвой вывел его из камеры, и в ней на время установилась тишина.

Первым ее нарушил Николай. Ему не давала мысль о предательстве. С ним соглашался Владимир. Их доводы показались Виктору убедительными. Об этом говорили сухие факты. Гибель двух групп подрывников и, наконец, засада (а в этом Николай с Владимиром не сомневались ни минуты) на месте десантирования Виктора не могли быть простой случайностью. По их твердому убеждению в отряде дяди Вани действовал коварный и подлый враг. Но кто именно, партизаны не могли даже предположить. Чаще всего ими упоминался некий Сафрон. Именно с его появлением в партизанском отряде Николай связывал все последние неудачи и гибель товарищей. Проклиная предателя, он и Виктор жалели только об одном, что перед смертью не смогут поквитаться с ним.