Загадка смерти генерала Скобелева

Аксаков обвинял либералов в том, что они являются «отцами нигилизма», проводят «антирусскую политику», старался убедить правительство в необходимости принять славянофильскую политическую программу. Сблизившись с Игнатьевым, Аксаков настойчиво внушал министру мысль о необходимости созыва Земского собора. В этом его поддерживала жена – А. Ф. Аксакова, дочь известного русского поэта Ф. И. Тютчева.

Прислушивался Михаил Дмитриевич и к голосу М. Н. Каткова, активно призывавшего со страниц своей газеты «Московские ведомости»: «Будем прежде всего русскими, верными духу нашего отечества, и откажемся от воздухоплавательных опытов в правительственном деле».

Отметим, что это писал человек, ранее близкий В. Г Белинскому, А. И. Герцену, М. А. Бакунину, но затем, видимо, под впечатлением эксцессов русского нигилизма перешедший на правый фланг журналистики и призывавший к «твердой власти» и даже выступавший против славянофильского проекта Земского собора.

Разумеется, не все взгляды Аксакова и Каткова разделял Скобелев. Он отвергал крайности славянофильской концепции, в частности критику петровской реформы. Не принимал катковскую позицию по Польше. Михаил Дмитриевич решительно осуждал польские разделы: «Завоевание Польши я считаю братоубийством, историческим преступлением. Правда, русский народ был чист в этом случае. Не он совершил преступление, не он и ответственен. Во всей нашей истории я не знаю более гнусного дела, как раздел Польши между немцами и нами. Это Вениамин, проданный братьями в рабство! Долго еще русские будут краснеть за эту печальную страницу из своей истории. Если мы не могли одни покончить с враждебной нам Польшей, то должны были приложить все силы, чтобы сохранить целостным родственное племя, а не отдавать его на съедение немцам».

В наибольшей степени взгляды Скобелева и славянофилов смыкались на отношении к Берлинскому конгрессу – конференции великих держав, проходившей в июне 1878 года в Берлине под председательством Бисмарка и в значительной степени лишившей Россию плодов ее победы в русско-турецкой Войне 1877–1878 годов. Добровольный отказ от успехов, завоеванных кровью русских солдат, Михаил Дмитриевич называл позором России. «Уже под Константинополем, – писал он, – слишком для многих из нас было очевидно, что Россия должна обязательно заболеть тяжелым недугом нравственного свойства, разлагающим, заразным. Опасение высказывалось тогда открыто, патриотическое чувство, увы, не обмануло нас… Наша „крамола“ есть, в весьма значительной степени, результат того почти безвыходного разочарования, которое навязано было России мирным договором, незаслуженным ни ею, ни ее знаменами»

Как и славянофилы, Михаил Дмитриевич мечтал о полном освобождении славян и объединении их под эгидой России на основе общности крови, веры, языка и культуры. В противодействии Англии, Австро-Венгрии и Германии усилению российского влияния на Балканах он видел подтверждение того, что «кривде и наглости Запада по отношению к России и вообще Европе Восточной нет ни предела, ни меры».

Как только Михаилу Дмитриевичу предоставился случай заявить о своих воззрениях, он сразу же им воспользовался.

Демарш на банкете

В январе 1881 года перед банкетом в годовщину взятия туркменской крепости Геок-Тепе Михаил Дмитриевич в беседе с И. С. Аксаковым сказал, что «12-го в Петербурге состоится банкет, где намерен произнести речь и воззвать к патриотическому чувству России в пользу славян, против которых вооружаются в настоящее время мадьяры».[11]

Действительно, 12 января на банкете в ресторане Бореля в Петербурге, устроенном в честь первой годовщины со дня штурма Геок-Тепе, М. Д. Скобелев взял слово. В частности, он сказал: «Великие патриотические обязанности наше железное время налагает на нынешнее поколение. Скажу, кстати, господа: тем больнее видеть в среде нашей молодежи так много болезненных утопистов, забывающих, что в такое время, как наше, первенствующий долг каждого – жертвовать всем, в том числе и своим духовным я, на развитие сил отечества…

Опыт последних лет убедил нас, что если русский человек случайно вспомнит, что он благодаря своей истории все-таки принадлежит к народу великому и сильному, если, Боже сохрани, тот же русский человек случайно вспомнит, что русский народ составляет одну семью с племенем славянским, ныне терзаемым и попираемым, тогда в среде известных доморощенных и заграничных иноплеменников поднимаются вопли негодования, и этот русский человек, по мнению этих господ, находится лишь под влиянием причин ненормальных, под влиянием каких-нибудь вакханалий. Вот почему прошу позволения опустить бокал с вином и поднять стакан с водою.